Почему цапли на одной ноге стоят. Сказка. Юрий Буковский

>

      Как?! Вы до сих пор не знаете, почему цапли так обожают стоять на одной лапе? Да спросили бы у меня! Я бы вам давно уже всё объяснил!

      Так вот, рассказываю. Правда, история эта будет немного печальной. Но обо всём по порядку.

      Так странно отдыхать, спать и даже охотиться цапли научились очень давно. И научила их одна старая Цапля. Дело было так.

      Однажды, прохладным осенним утром Старая Цапля проснулась возле огромной лужи, раскинувшейся в низине между невысокими, заросшими лесом холмами. Она всегда останавливалась на этом озерце, когда летела на зимовку на юг. Здесь можно было подкрепиться и набраться сил, чтобы продолжать путь дальше. Летом, от жары озерцо подсыхало и разбивалось на несколько лужиц поменьше. Но сейчас дожди вновь соединили водяные оконца в одно длинное, серебряное зеркало, отражавшее, то низкие серые облака, то, по-осеннему яркое, лазурное, если вдруг выпадал погожий денёк, небо. На дне лужи, там, куда вода приходила только в сентябре, зеленели трава и осока, а в ямках и впадинках, где влага сохранялась всё лето, торчали камыши, и вились, будто русалочьи волосы, изумрудные водоросли. Вот здесь-то, в камышах, водорослях, в иле и тине и водились лягушки, тритоны, жуки-плавунцы, личинки и разные другие водоплавающие каракатицы.

      Цапля плохо спала, холод и особенно промозглая сырость всю ночь донимали её. Поэтому она не отдохнула, как следует, после вчерашнего перелёта, и это ещё больше осложняло её и без того незавидное положение. Старой Цапле, во что бы то ни стало, надо было сегодня же продолжить путь. Оставаться у лужи на два, на три дня, отоспаться, отдохнуть, отъесться, как делала она это раньше, было опасно – холодное дыхание севера и подгоняло, и догоняло её.

      Она отправилась в путь, как всегда, как много-много лет подряд – в те дни, когда вечернее солнце над её родным болотцем начинало падать не в зубчатый лес, а закатывалось раньше, ещё до ёлок, в поле. И ночи становились длинными и прохладными. Однако Цапля просчиталась – силы были уже не те. И, хотя она старалась, и тратила каждый день на перелёт больше времени, чем в прежние годы, всё равно отстала от стайки, с которой отправилась в путешествие. Старая Цапля понимала, что ещё немного и стужа настигнет её, заморозки скуют водоёмы льдом, жизнь в них замрёт, и нечем будет кормиться. Да и ходить по мелководью, взламывая тонкий лёд, означало поранить старые ноги. И всё это вместе – бескормица и раны, привели бы её к верной гибели.

      Проснувшись, Цапля не обнаружила противоположного берега – его скрывал густой туман. Вечером она прикорнула на краю сбегающей к озерцу узким краем, длинной полянки. И теперь выступали из мглы только кусты и деревья, что стояли неподалёку. Как нарисованные, выступали из белой пелены их чёрные, мокрые стволы, сучья и ветви. Казалось даже, что они придвинулись ближе, чем были вчера, когда их освещало красное закатное солнце. И наоборот, ёлки, берёзы, осины, что высились сзади, за ними, отступили, казалось, ещё дальше, совсем далеко, и виднелись лишь тёмными, размытыми в белой пелене пятнами.

      Было тихо, все звуки, словно бы, застряли в тумане. Только капли росы, падали иногда в тишине, будто слёзы, с обречённо ожидающих осенних бурь, пожелтевших листьев. «Шлёп» – на мокрую землю, «ширк» – в пожухлую траву, «плюх» – в чёрную воду. Птицы не летали вовсе. То ли боялись они сбиться с пути и натолкнуться сослепу на сук или ветку, то ли не получалось у них пробить крыльями плотную молочную мглу.

      В далёкой деревне пропели петухи. В ответ им прогавкала собака. Это были, скорей всего, первые петухи. И они и собака подали голос, скорей всего, давно, ещё до рассвета, но звуки только сейчас доползли до озерца, долго и с трудом пробираясь между капелек густого тумана.

      Цапля почувствовала сильный голод, поднялась на тонкие, похожие на жёлтые тросточки ноги и подошла к берегу. Задирая лапы почти под брюхо, она направилась к месту, где можно было позавтракать – к русалочьим водорослям, растущим из чёрного ила. Споткнувшись о затопленную корягу, она чуть не упала и поцарапала лапу.

      К своему удивлению, на месте предполагаемой трапезы она не обнаружила шныряющей в разные стороны пищи. «Наверное, на холоде обитатели лужи просыпаются позже, – подумала Старая Цапля. – А может быть, их перепугали кормившиеся здесь всю осень перелётные птицы? И они стали очень осторожными? И попрятались, услышав шлёпанье лап, и голодное урчанье в моём животе?» Она постояла немного, ожидая, когда уляжется муть и вода станет прозрачней – квакушек, личинок и каракатиц не было! Цапля подождала ещё и ещё – ничто не проплывало и не барахталось у её ног. Зато слабость и усталость давали о себе знать – Старая Цапля начала мёрзнуть, закоченели в студёной воде тонкие лапы-тросточки. И она решила позавтракать, когда поднимется солнце, рассеется туман, станет чуть-чуть теплее и повыползает из ила, тины и камышей всяческая съедобная живность.

      Цапля вернулась к лёжке на берегу. Отыскать место ночлега оказалось нетрудно, трава здесь была сухой, и светлее, поэтому, чем мокрая, в росе, вокруг. Птица прилегла,