Тысячелетняя любовь Рашингавы. Анастасия Сагран

смертей, общесистемный упадок и регресс довели враждующих до безвыходного положения. Им пришлось согласиться на мир. Нашлись святой и ясновидящий, которые в унисон провозгласили одного из аборигенов – человека, императором, и призвали всех к объединению под властью хозяина планеты. Древнейшие представители своих видов и культур приняли решение использовать перемирие и господство проницательного, но не опытного Эрика Бесцейна. Они назвались принсипатом – высшим совещательным органом империи – и правили настолько, насколько это было возможно, не выставляя этот факт напоказ.

      О дружном и искренне мирном сосуществовании членов принсипата, так называемых принцев, не было и речи. Перевёртыши ненавидели крылатых. Последние отвечали тем же. Люди и фиты побаивались беспринципных перевёртышей и очень уважали преимущественно честных, полных благородных побуждений, крылатых. И только закон Бесцейна удерживал бывших врагов не только от кровопролития, но даже в рамках внешней доброжелательности.

      Насколько бы ни казались исключительны виды разумных, оказалось, что в подавляющем большинстве межвидовых союзов могут рождаться дети. Некоторые из этих детей внушали ужас, другие казались вполне нормальными, третьи отличались невероятной красотой.

      С момента рождения единой империи прошло уже 57 лет. Обитатели Клервинда с переменным успехом благоденствовали, древнейшие, казалось, направляли империю только к развитию, но… того невероятного прогресса, на который можно было бы рассчитывать, так и не было.

      Глава 1. Из памяти – в завтра

      Первый день летнего сезона в 34-м году эпохи Террора Сапфира отмечали повсеместно. Но пышнее всего празднества должны были проходить в столице Единой империи Клервинда – Ньоне.

      Принц-перевёртыш Рицка Рашингава не интересовался праздниками. Его вообще мало что волновало. Он всего лишь должен был появиться подле императора в подходящее время и сделал это. Теперь, спев с другими принцами-перевёртышами положенные ритуальные песни, выпив эйерна и с хмурым видом потоптавшись по залу, он смог покинуть собрание высших чинов и титулов. Телохранители прокладывали дорогу Рашингаве и его первому герцогу через площадь перед Сердцем Цитадели – скоро ожидалось небесное представление, и толпа уже начала сгущаться.

      Вдруг какая-то женщина впорхнула в объятия одного из сопровождающих инуэдо. Она певуче извинилась и, легко и ловко пробежав между всеми остальными сопровождающими Рашингавы, скрылась где-то в толпе. Принц даже не успел рассмотреть её. Но перед его глазами остались голые плечи в вырезах развивающегося, наполненного воздухом зелёного платья, блестящие глаза, светящееся весельем красивое лицо, и очень, очень, очень пушистые волосы, не тёмные и не светлые.

      Он промолчал.

      Но эта женщина засела в его голове, и меньше, чем через сутки он уже пожалел, что не приказал поймать её и узнать имя. Когда же он признал, что эффективность работы над проектами снизилась, то принял решение. В конце концов, женщины важны в жизни любого мужчины.

      И Рашингава занялся обработкой тех слепков, которые были сделаны летшарами в первый день лета. К некоторому его удивлению, он так ничего и не нашёл. Женщина не обладала высоким ростом, и именно поэтому, пожалуй, запомнившаяся копна кудрей нигде так и не обнаружилась.

      Поиски всех пышноволосых невысоких женщин и всех купивших определённого типа зелёное платье или газовую ткань для него, дали неплохие результаты. Рашингава познакомился с несколькими дамами. Но они не были похожи на ту, что запомнилась ему в первый летний день.

      Пока, наконец, его пальцы не сжались непроизвольно при виде плохо укрощённых волос цвета разбавленного молоком шоколада. Купившая такое платье женщина совсем недавно устроилась работать серветкой в дом графа Левенхэма. Того самого Левенхэма, известного своими многочисленными победами на любовном фронте и одним-единственным поражением в битве за сердце Мелиссы из Си. И теперь этот самый граф прожигал своим легендарным огненным взглядом принца Рашингаву. Был бы Рицка девушкой – покраснел бы. А пока хотелось просто придушить Левенхэма. За то, что вообще глаза поднял.

      – И зачем вам моя прислуга? – холодно поинтересовался граф. В холле уже выстроились семь из девяти сервов, обслуживающих далеко не бедный столичный дом Левенхэма.

      – Когда я просил не задавать вопросов, я просил именно этого.

      – Я, помнится, не дал согласия.

      – Объяснения раздражают.

      – Ну как же, господин принц? Вы собрались командовать в моём доме, моими сервами, и я хотел бы услышать, по какому праву.

      – Вы всё услышите, – негромко сказал Рицка и подошёл к нужной женщине: – Как ваше имя?

      – Цинния Мария, – на Рашингаву довольно прямо, пусть и снизу вверх, смотрела пара спокойных глаз, больше напоминающих застывшую серую лаву с чёрными зрачками-цветками. Что-то словно подтолкнуло его под колени.

      – Чистокровная фитка.

      – Совершенно верно.

      – Какое печально позднее знакомство. Я – принц империи, Рицка Рашингава. И мне всё ещё необходима наёмная