Маленький дикарь. Фредерик Марриет

отвечать на них – осыпали меня побоями и угрозами, бросали в меня камнями. Теперь выбирайте: или вы будете отвечать на все, о чем я ни спрошу вас, или же я брошу вас на произвол судьбы. Если вы будете делать то, что я хочу, то обещаю вам, что буду во всем вам помогать, в противном случае пеняйте на себя, а я уже не отвечаю за то, что может случиться. Не забывайте, что хозяин теперь я. Выбор же – в ваших руках!

      – Что ж, – тихо ответил старик, – это мне наказание свыше, и я должен смириться. Буду делать так, как ты хочешь!

      – Ладно! Так вот для начала; я часто спрашивал, как вас зовут и как зовут меня? Надо же мне как-нибудь называть вас, а «хозяином» я вас больше звать не стану; теперь я хозяин. Как ваше имя?

      Он застонал, стиснул зубы и с трудом проговорил:

      – Эдвард Джаксон!

      – Эдвард Джаксон – прекрасно! А мое имя?

      – Нет – это имя мне чересчур ненавистно, я не могу его произнести!

      – Пусть будет так, – ответил я, – так я ухожу!

      – Принеси мне немного воды для моих глаз; они горят!

      – Нет, не принесу, пока вы мне не скажете моего имени!

      – Франк Генникер – и да будет оно проклято!

      – Франк Генникер? Хорошо! – сказал я и добавил: – Теперь я принесу вам воды!

      Я вышел, зачерпнул ковшом воды и принес ему.

      – Вот вода, Джаксон, – сказал я, – и если вам понадобится еще что-нибудь, позовите меня, я буду здесь недалеко!

      – Я завоевал себе власть, – подумал я, – теперь настала моя очередь. Он не любит отвечать, а все же ему придется покориться или же голодать. Отчего он так ненавидит мое имя? Генникер? Что значит Генникер, хотел бы я знать? Он должен мне это объяснить; я заставлю его все сказать мне!

      Здесь надо заметить, что чувства жалости и сострадания были мне совершенно чужды. Со мной так дурно обращались, что я знал лишь одно, что сила есть право, и этим правом решил воспользоваться вовсю. Сознание того, что теперь я «хозяин», а он «мальчик», доставляло мне невыразимое удовольствие.

      Я стал обдумывать тот «урок», который буду задавать ему на каждый день, и который будет платой за его дневное пропитание. Теперь я хозяин и заставлю его говорить столько, сколько мне захочется. Я так долго был рабом, что чувствовал в себе полную готовность сделаться тираном. Милосердие, сострадание и жалость были мне неизвестны, я никогда их не видел в других и не испытывал сам. Вдруг мне пришла в голову мысль, что недурно было бы изменить течение воды, которая собиралась в углублении на краю утеса, чтобы он не мог доползти до нее сам. Я так и сделал: спустил всю воду из углубления, и теперь старик не мог достать ни капли, не вскарабкавшись для этого наверх, а этого он, конечно, не в состоянии был бы сделать. Пищу он всегда мог получить: сушеная птица вся лежала в углу хижины и перетащить ее оттуда мне было бы трудно. Но что такое пища без воды? Я раздумывал, какой задать ему первый вопрос, и уже решил в своем уме, что потребую от него полного и подробного отчета о том, каким образом судно было прибито к этому острову, кто были мои родители, и почему