Когда под ногами бездна. Деннис Лихэйн

Джайлз Эллисон надеялся совершить неизбежный жизненный поворот бок о бок с бестрепетной светской львицей, но теперь ему предстояло сделать это одному. Вряд ли у него был шанс найти другую партнершу с таким же ярким интеллектом и не менее яркими вспышками гнева.

      Яркость эта проявлялась в ней очень своеобразно – назойливо и резко. Она не входила в комнату, а вплывала. Она не старалась расположить к себе друзей и коллег, а собирала их вокруг себя. Она почти никогда не выглядела уставшей и никогда не дремала; никто не помнил, чтобы она хоть раз болела. Когда Элизабет Чайлдс покидала помещение, ее отсутствие ощущалось, даже если вы появлялись там после ее ухода. Когда она покинула этот мир, все испытали точно такое же ощущение.

      Рейчел с удивлением осознала, что смерть матери застала ее врасплох. Элизабет очень много значила для нее, и хотя Рейчел считала ее влияние на себя отрицательным, мать всегда была рядом. А теперь мать вырвали из ее жизни – резко и бесповоротно.

      Вопрос об отце так и остался неразрешенным. Самая простая возможность получить ответ на него исчезла со смертью матери. Элизабет не хотела дать ответ, но знала его. Теперь его не знал, возможно, никто.

      Джайлз, друзья матери, ее литературный агент, а также издатель и редактор знали ее довольно хорошо, при этом известная каждому по отдельности Элизабет Чайлдс слегка отличалась от остальных и очень сильно – от той, которую знала Рейчел. Все они познакомились с ее матерью уже после рождения Рейчел.

      Энн-Мари Маккаррон дружила с Элизабет дольше всех местных жителей. Как-то раз, когда алкоголь развязал ей язык, Рейчел решилась завести с ней разговор об отце.

      – К сожалению, я ничего не знаю о Джеймсе, – сказала Энн-Мари. – Я впервые увидела твою мать через несколько месяцев после их развода. Помню только, что он преподавал где-то в Коннектикуте.

      – В Коннектикуте? – Они сидели на «трехсезонной» веранде, всего в двадцати двух милях к северу от коннектикутской границы, но Рейчел почему-то никогда не приходило в голову, что ее отец мог преподавать не в одном из пяти ближайших или пятнадцати других массачусетских колледжей по эту сторону Беркширских холмов, а в Коннектикуте, в получасе езды от дома. – В Хартфордском университете? – уточнила она.

      Энн-Мари выпятила губы и раздула ноздри:

      – Не знаю. Может быть. – Она обняла Рейчел одной рукой. – Я была бы рада помочь, но, по-моему, лучше оставить эти поиски.

      – Почему? – спросила Рейчел. («Это вечное „почему?“», – подумала она.) – Он был настолько скверным человеком?

      – Никогда не слышала, чтобы о нем так отзывались, – проговорила Энн-Мари с грустной гримасой. Посмотрев сквозь оконную сетку на серый туман, окутывавший холмы, она решительно заключила: – Понимаешь, дорогая, я слышала только, что он уехал, и больше ничего.

      Мать завещала Рейчел все, чем владела. Это было меньше, чем ожидала Рейчел, но больше, чем ей требовалось в двадцать один год. Если бережно