Разговор не состоялся. Олена Притула

рствами; за дверью что-то мычит старшая дочь – умственно отсталая Анюта.

      В ее комнате играет громкая веселая музыка. Слышно, как грохочут стулья – видимо, Анюта танцует.

      Я не спеша прохожу в кухню. Катя там уже суетится, и я вижу, какую силу будет иметь мое одобрение – единственную силу, которую она признает за мной. На столе появляются чай, баранки, зачем-то бутылка «Мартини».

      – Зачем спиртное, Катерин?

      – Ой, прости, Коля! Я не подумала: заждалась тебя, закрутилась… – и она улыбается так, что жалость уничтожает все мои никчемные назидания.

      – Ну все-все, успокойся, – отыскиваю у себя крохотный комочек нежности – расскажи-ка лучше, что там у тебя…

      Я зовусь Прохоров Николай Григорьевич. По мнению коллег, я – талантливый ученый, достигший многого. Банальные, ничего не значащие слова…

      За свою научную карьеру я открыл закон в области ядерной физики, за что получил дачный участок в кооперативе «Дружба». Но это официальная версия – та, с которой можно ходить в гости и заносчиво выпячивать талант перед коллегами. Истинная же причина появления в моем скарбе шестиста метров земли заключается в том, что я участвовал в разработке Чернобыльской атомной станции, судьба которой известна всем. Моей вины там около четырех процентов, но мне хватает. Так или иначе, дача у меня есть и перейдет она к моим внукам.

      Внуков у меня двое: девочка и мальчик, Алина и Андрюша. Алина уже взрослая – красивая, бесстыжая, к тому же курит. Дурной пример заразителен: ее мать, насмотревшись на меня, не выпускает изо рта сигарету вот уже двадцать лет.

      Андрюша маленький еще, нет и семи. Шустрый такой, но стеснительный.

      Они меня не любят, боятся. Видно, что им в тягость мое общение.

      Как-то раз пришел в гости, повидать захотелось. Купил там мандаринов, конфет, орешки: побаловать хотел. Сидим с Алишкой, чай пьем, Андрюша вроде как руки помыть пошел. Вернулся. Встал посреди комнаты и так, по-детски, непосредственно, говорит:

      – Дед, а ты уже уходишь?

      Алишка, ясное дело, раскричалась, пожурила братца, да только я не остался. Как тут останешься? Ну да что же я сделаю?! Какой есть, такой есть…

      Так сложилось, что я – нелюдим. Только этого никто не понимает; всем зачем-то обязательно что-то требовать от меня, выпендриваться. Конечно, бывают моменты, когда хочется к людям: сидеть в шумной компании, смеяться, да и просто тепла. В таких случаях я сочиняю длинные стихи: нечто, напоминающее эпиграммы. Сложно объяснять, но вот, например. Это я для Алишки написал в день ее паспортизации:

      Пришел твой день столь желанный,

      Порог меж юностью и детством.

      Российский паспорт! Ты – гражданка,

      И полноправная при этом.

      Права тебе сегодня дали,