.

епископ, – и для начала я нанесу такой удар, от которого у него сразу закружится голова.

      В этот момент раздался стук в дверь. Арамис не ошибся: это был действительно д’Артаньян, который сообщал о своем приходе.

      Мы знаем, что он провел ночь, беседуя с господином Фуке. Под конец беседы он утомился, но, как только рассвет окрасил голубоватым сиянием роскошные карнизы суперинтендантской спальни, он встал с кресла, поправил шпагу, одежду и рукавом почистил шляпу.

      – Вы уходите? – спросил господин Фуке.

      – Да, монсеньер. А вы?

      – Я остаюсь.

      – Вы даете слово?

      – Да, конечно.

      – Хорошо. Я, впрочем, выхожу, только чтобы получить ответ, – вы понимаете, о чем я говорю?

      Сказав это, капитан простился с господином Фуке, чтобы отправиться к королю.

      Он уже переступил порог, когда Фуке остановил его:

      – Прошу вас оказать мне еще один знак вашего расположения.

      – Пожалуйста, монсеньер.

      – Господина д’Эрбле! Дайте мне повидать господина д’Эрбле!

      – Я постараюсь привести вам его.

      Д’Артаньян не думал, что ему так легко удастся выполнить это обещание.

      Как мы уже сказали, он подошел к двери спальни короля и постучал. Дверь открылась. Капитан мог подумать, что сам король открывает ему. Это предположение было вполне вероятно ввиду того волнения, в котором накануне оставил мушкетер Людовика XIV. Но вместо короля, которого он собирался почтительно приветствовать, д’Артаньян увидел худое бесстрастное лицо Арамиса. От удивления он едва не вскрикнул.

      – Арамис! – проговорил он.

      – Здравствуйте, дорогой д’Артаньян, – холодно приветствовал его прелат.

      – Вы… здесь? – пробормотал мушкетер.

      – Король просит вам передать, что еще почивает после такой утомительной ночи.

      – Ах! – произнес д’Артаньян, который никак не мог понять, каким образом ванский епископ за шесть часов превратился в самого могущественного фаворита, который когда-либо бывал у короля. Ведь для того, чтобы служить посредником между Людовиком XIV и его слугами, для того, чтобы приказывать его именем, находясь в двух шагах от него, надо было стать чем-то большим, чем когда-либо был Ришелье для Людовика XIII.

      Выразительный взгляд д’Артаньяна, открытый от удивления рот и взъерошенные усы самым красноречивым образом поведали об этом новому фавориту, который, однако, нисколько не смутился.

      – Кроме того, – продолжал епископ, – будьте любезны, господин капитан мушкетеров, допустить лиц, имеющих на это право, только к позднему утреннему приему. Его величество желает еще почивать.

      – Но, господин епископ, – отвечал д’Артаньян, готовый возмутиться и высказать подозрения, которые ему внушало молчание короля, – его величество велел мне явиться на прием сегодня утром.

      – Отложим, отложим, – раздался из глубины алькова голос короля, заставивший д’Артаньяна вздрогнуть.

      Он поклонился, потрясенный и остолбеневший от улыбки, которой одарил его Арамис, как только король произнес эти