Рецепты сотворения мира. Андрей Филимонов

ее старше на десять лет. Она вся в будущем. Ясность, уверенность, правильная речь, словно текст, отпечатанный профессиональной машинисткой, без единой ошибки, с ровными интервалами. Сотрудница и товарищ садятся в блестящую черную машину. Быстро, умело, не пачкая пальцев, не оставляя следов, машинистка заправляет в каретку новую ленту. До таких высот тебе далеко. Ты ученица, тук-тук одним пальцем кривоватые строчки. А сколько в каждой помарок! Надо учиться, учиться и еще раз учиться. Забыть о своем эгоизме, влиться в коллектив, следовать инструкциям, проявлять инициативу, но в то же время не превышать должностных полномочий.

      Неделей раньше Галя с легкостью взошла бы по этой лестнице, с радостью запрыгнула бы в социальный лифт и вознеслась. Но вмешались мухоморы, мудрые внеклассовые грибы, в легкой, доступной форме показавшие девушке, почему маленькому человеку лучше держаться подальше от больших людей. Слава мухоморам!

      К тому же она его все-таки не очень любила, этого Мишу. Да и он ее, кажется, тоже, если честно.

      Отличная новость для хорошего парня, летчика Димы, занимающего в сердце Гали все больше места. Летчик, наверное, был на седьмом небе, когда получил это письмо:

      «Вчера я рассталась со своим другом. Рассталась потому, что он понял наконец, что он мне не нужен. Он просто развел руками. Нет, мало в мужчинах силы или любви. Ты ведь не такой, мой милый? Конечно, нет. Если бы я была мужчиной и любила, то, черт возьми, девушка была бы моей. Хочу, чтобы этим сильным был ты. Не отдавай меня никому. Ведь я девушка и пассивна поэтому».

      Последняя фраза – чистое кокетство. Пассивности в ней было примерно как в дюжине игристого. Когда она злилась, на электрощитке вышибало пробки. И это не метафора, а бытовая проблема. Мария Васильевна постоянно ругала дочь за домашние блэкауты.

      Галя терпеть не могла повышения тона. От критики у нее болела голова. Вряд ли прощание с поэтом было сценой у фонтана. Скорее всего, Галя просто дождалась, когда Миша станет точкой в перспективе бульвара, и шустро дунула на угол Чистых прудов и улицы Кирова, к телеграфу. Взяла бланк, обмакнула железное перо в бакелитовую чернильницу и, выдохнув сомнения, написала в адресной строке «Энгельс 1 ШМА 33», а в поле текста «ЕДУ ТЕБЕ ТЧК ЖДИ ВСКЛ ГАЛЯ». Выстояла очередь, оплатила слова, выбежала на улицу, нырнула в метро.

      – Тетя Поля! Я уезжаю в Энгельс. Одолжи, пожалуйста, денег! – закричала она, как только тетя открыла дверь.

      – Денег?

      Лицо родственницы было сонным, как пыльное зеркало. Полина собиралась долго думать и задавать медленные вопросы. Галя сграбастала тетю в охапку и, покрывая поцелуями ее вялые щеки, со смехом повторяла: уезжаю! уезжаю!

      7

      Через полчаса она вышла из подъезда с чемоданом. Улыбнулась солнцу и аэростатам ПВО в голубом небе. Подумала: до чего хорошо, когда есть деньги и нет сомнений, и насколько хуже, когда наоборот.

      В трамвае, по дороге на Павелецкий вокзал, повторяла про себя любимое, еще довоенное, сорокового года, письмо от Димы:

      «После хорошо проведенного