Человек без дождя. Алла Холод

у нее были разные: и молодые, и постарше, и с разными типами внешности. Но все как один – холеные, изысканные и эффектные, как кинозвезды. Фотографий было много: из Парижа, Венеции, Монте-Карло, с Сардинии, греческих и Сейшельских островов… Дальше Алена смотреть не стала, желудок сжался в комок, к глазам подступили слезы. Она в своей жизни дальше Геленджика никуда не ездила.

      В какой-то момент Алену начало жечь изнутри какое-то новое и очень болезненное чувство. Раньше она жила бедно, скучно и трудно, но и внутри у нее была тишь да гладь. Душа ее была как голая степная земля – промерзшая и безжизненная. Все живые соки из этой земли уже выжали, оставили только гуляющий поверху ветерок, прозрачный, бесплодный, неспособный пробудить даже воспоминания. С возвращением в ее жизнь старой подруги что-то случилось у нее внутри. Там стало ощущаться и колоться острыми иглами какое-то чувство, от которого вся душа пришла в движение. Движение было мучительным, болезненным, но оно пустило по венам кровь, заставило ее заволноваться и чего-то отчаянно захотеть. Чего? – спрашивала себя Алена. И сама себе отвечала: жизни.

      Она вдруг очень четко осознала, что совсем-совсем еще не жила и все ее безумные влюбленности были каким-то сплошным недоразумением. Ей стало стыдно за них, за все оптом: за доктора, который дразнил ею свою жену, за алкаша Рому, за второго мужа, психопата, за многочисленных любовников, каждый из которых оторвал частичку ее души, ничего, ровным счетом ничего не дал взамен. В какой-то момент Алена испугалась своих чувств. Да ты завидуешь, сказала она себе. Ты тупо, пошло и банально завидуешь своей подруге! Отрицать это было бессмысленно: Алена тоже хотела красиво одеваться, жить среди дорогих вещей, отдыхать на Сейшельских островах и пить итальянское проссеко. Но дело было не только в этом. Она вдруг почувствовала, что хочет жить, что она задыхается в своей однокомнатной квартире, что не может больше слышать голос мужчины, с которым изредка отправляла «естественные физиологические надобности», не хочет больше разговаривать с подружками о ценах на гречку и тупых начальниках. Не хочет! Но больше всего ее мучил вопрос: чем Динка лучше ее? Почему она, Алена, привлекает только никчемных голодранцев, а Динку любят состоявшиеся в жизни мужики? В чем их разница?

      И Алена совершила глупый, бессмысленный, постыдный поступок. Какие бесы ее разожгли, какие черти толкнули? Как они вытянули из нее эти слова, неизвестно, но, войдя по служебной необходимости к Завьялову, она взяла и прямо, без всяких обиняков и недомолвок, спросила, помнит ли он их первую встречу. Ту самую, которая была много лет назад. Завьялов опешил, но только на мгновение – такого человека не просто выбить из колеи даже и такой дурацкой выходкой, – потом усмехнулся, и стало понятно, что помнит. И Алену он узнал, тут даже сомневаться не приходится.

      – А что, – спросил Валерий Иванович, – ты передумала?

      Тут настал черед Алены застыть столбом. Она окаменела, не в силах произнести