Туда и обратно. Лев Троцкий

Инструкция воспрещает какие бы то ни было сношения с посторонними. Но иным путём конвою трудно было бы организовать наше пропитание.

      Порядок среди нас наблюдает наш суверенный староста Ф., которого все – мы, офицер, солдаты, полиция, бабы-торговки – называют просто «доктором». Он обнаруживает неисчерпаемую знергию; упаковывает, покупает, варит, кормит, учит петь, командует и пр. и пр. В помощь ему по очереди наряжаются дежурные, которые похожи друг на друга в том отношении, что все почти ничего не делают… Сейчас у нас готовят ужин, готовят шумно и оживленно. Доктор требует ножа!.. Доктор просит масла!.. Господин дежурный, потрудитесь вынести помои… Голос доктора:

      – Вы не едите рыбы? Я для вас могу поджарить котлету: мне всё равно…

      После ужина сервируют на нарах чай. По чаю у нас дежурят дамы: таков порядок, установленный доктором.

23 января

      Пишу вам с предпоследней стоянки перед Тобольском. Здесь прекрасный этапный дом, новый, просторный и чистый. После грязи последних этапов мы отдыхаем душой и телом. До Тобольска осталось вёрст 60. Если б вы знали, как мы в последние дни мечтаем о «настоящей» тюрьме, в которой можно было бы как следует умыться и отдохнуть. Здесь живет всего один политический, ссыльнопоселенец, бывший сиделец винной лавки в Одессе, осужденный за пропаганду среди солдат. Он приходил к нам с продуктами на этап и рассказывал об условиях жизни в Тобольской губернии. Большая часть ссыльных, как поселенцев, так и «административных», живёт в окрестностях Тобольска, верстах в 100–150, по деревням. Есть, однако, ссыльные и в Берёзовском уезде. Там жизнь несравненно тяжелее и нуждающихся больше. Побеги отовсюду бесчисленны. Надзора почти нет, да он и невозможен. Ловят беглых, главным образом, в Тюмени (отправной пункт ж. д.) вообще по железнодорожной линии. Но процент пойманных незначителен.

      Вчера мы случайно прочитали в старой тюменской газете о двух не доставленных телеграммах, – мне и С. – адресованных в пересыльную тюрьму. Телеграммы пришли как раз в то время, как мы были в Тюмени. Администрация не приняла их всё из тех же конспиративных соображений, смысл которых непонятен ни ей ни нам. Охраняют нас в пути очень тщательно. Капитан совсем замучил солдат, назначая по ночам непомерные дежурства – не только у этапного дома, но и по всему селу. И тем не менее, уже можно заметить, как по мере нашего передвижения к северу «режим» начинает оттаивать: нас уж начали выпускать под конвоем в лавки, мы группами ходим по селу и иногда заходим к местным ссыльным. Солдаты очень покровительствуют нам: их сближает с нами оппозиция к капитану. В самом затруднительном положении оказывается унтер, как связующее звено между офицером и солдатами.

      – Нет, господа, – сказал он нам однажды при солдатах, – теперь уж унтер не тот, что прежде…

      – Бывает и теперь иной, что хочет, как прежде… – раздалось из группы солдат. – Только наломают ему хвост, он и станет, как шёлковый…

      Все рассмеялись. Засмеялся и унтер, но весьма невесёлым смехом.

26 января

      Тобольская