Запертые розы. Александр Витальевич Кретов

е холодный песок, оставляя ему лишь белую пену. Она напоминала мне снег. Этот робкий снежок, выпавший на июньский пляж, порой подхватывала очередная волна и уносила в море. Там его поглощала вода. Высоко в небе, почти в облаках, парила стая чаек. Они изредка перекрикивались друг с другом, а иногда одна из чаек начинала яростно хохотать и ее смех подхватывала вся стая. От этих звуков, а может, из-за легкого, но ледяного бриза, веявшего с морского пляжа, по плечам пробегали мурашки.

      Я смотрел на чаек. Одна из них стрелой бросилась в воду почти у самого берега, и я подумал, что она не успеет затормозить и разобьется, когда она расправила крылья, закружилась во встречных потоках воздуха и рухнула в воду. Над волнами поднялись всплески. Глаза обманули меня. Птица нырнула далеко от берега.

      Казалось прошла целая вечность прежде чем она поднялась над водой и, тяжело хлопая крыльями, стала подниматься в воздух. Я прищурился, чтобы получше рассмотреть, несет ли она что-нибудь в клюве, и мне показалось, что она держит рыбу. Наверное, я увидел, чего больше всего хотелось. Но я все же надеялся, что весь этот жуткий полет чайки оказался не напрасным.

      Я сидел на скалах вдали от давно заброшенного дикого пляжа. Люди забыли о нем, и теперь он стал царством чаек и пены. Подо мной скалы срывались в пропасть, где в самом низу ждало беспокойное море. Волны налетали на камни и разбивались на миллионы маленьких капель. Но здесь море не сильно свирепствовало. Камни нежно принимали морские пощёчины, будто уговаривая море успокоиться. А оно, словно строптивая девушка, то слушалось, то снова впадало в ярость.

      По над самой пропастью в скале я заметил выдолбленные ступеньки. Ближе к земле они становились мокрыми и, наверное, скользкими, но меня это не волновало. Я во что бы то ни стало захотел спуститься вниз. Ведь если здесь есть ступеньки, значит, кто-то по ним ходит. И если он еще жив, значит, справлюсь и я. Опираясь одной рукой о гладкую поверхность скалы, я аккуратно переставлял ноги. Несколько раз нога срывалась, а рука едва удерживалась за скользкую стену скалы, но мне везло, и я продолжал этот опасный путь.

      Правда на последней ступеньке я все же не удержался и больно упал коленом на камни. Из раны заструилась кровь. Ручеек, словно красная змейка, устремился к воде, в которой я стоял по щиколотку. Пару красных капель достигли морской поверхности, и вода растворила их, приняв как своих. Я присел на камень, чтобы омыть рану.

      Брызги оседали на моей спине, отчего рубашка вскоре стала мокрой. Но я не стал снимать ее – мне нравилось чувствовать колючую соль на коже. Шорты местами тоже намокли, но холода я не чувствовал, если только легкую прохладу.

      Воздух, казалось, пропитан запахом йода и водорослей. Отчего дышалось легко и даже с удовольствием. В воде под огромным валуном я заметил копошащегося краба. Он так увлеченно чем-то занимался, что, казалось, не замечал ничего вокруг. Мне захотелось взять его, но когда я протянул руку, он тут же залез под камень. Я разочарованно вздохнул и решил поискать другого. Кровь уже не струилась – она засохла, протянувшись длинным неуклюжим червяком от коленки и до пятки. Я встал и побрел вдоль скал, вглядываясь под ноги и выискивая хотя бы одного даже самого маленького краба.