Волосатая обезьяна. Юджин О’Нил

этой жизни виски – все.

      Виски, Джонни, виски!

      Все подхватывают припев.

      Батька мой от виски сдох!

      Виски, Джонни, виски!

      Батька мой от виски сдох!

      Виски, Джонни, живо!

      Янки (поворачивается к нему с презрительной усмешкой). К дьяволу! К черту эти старые матросские песни! От них падалью воняет, понимаешь? И ты тоже падаль, ты, старый колдун, – только ты еще не знаешь этого. Дай нам отдохнуть. Тише там! Хватит глотку драть! (С циничной усмешкой.) Не видите разве, что я пытаюсь думать?

      Все (повторяют последнее слово с той же циничной усмешкой). Думать!

      Это слово, сказанное хором, резко отдает металлом, как будто произносят не глотки, а издают граммофонные трубы. Затем раздается взрыв грубого, жесткого, лающего смеха.

      Голоса

      – Брось башку ломать, Янки.

      – Голова заболит, ей-богу!

      – Зачем думать, когда можно пить!

      – Ха-ха-ха!

      – Пей, не думай!

      – Пей, не думай!

      – Пей, не думай!

      Все хором подхватывают эти слова, стуча сапогами по полу и ударяя кулаками по нарам.

      Янки (глотнув из бутылки, довольно добродушно). Ладно! Только не орите. Я вас с первого раза понял.

      Шум утихает. Кто-то очень пьяным, приторно-нежным тенорком затягивает:

      Далеко, за океаном, –

      Там моя Канада!

      Там меня давно девчонка

      Ждет в краю родимом.

      Янки (зло и презрительно). Замолчи, вшивый пес! Где ты наслушался такой дряни? Дом? К дьяволу дом! Я тебе покажу – дом! Я тебе голову сверну! Дом! В преисподнюю с твоим домом! Здесь твой дом! Понял? И на кой черт тебе дом? (С гордостью.) Я удрал из дому еще ребенком. И рад, что удрал. Дома я знал только порку, вот и все! Но – можете прозакладать свои души – с тех пор меня никто не бил. Может, кто из вас хочет попробовать? А? Не думаю! (Более миролюбивым, но все еще полным презрения тоном.) Девчонка ждет его, а? У! Дьявол! Вздор какой! Девки никого не ждут. Они вас за грош продадут. Шлюхи они все, понял? Бить их надо. К дьяволу их! Шлюхи, вот они что!

      Лонг (пьяный, как стелька, вскакивает на скамью и яростно жестикулирует, держа в одной руке бутылку). Слушайте, товарищи! Янки прав. Он говорит, что это вонючее корыто – наш дом. Он говорит, что дом, это – ад. Он прав. Да, это ад! И мы живем в этом аду, товарищи, и наверняка в нем издохнем. (С нарастающим возбуждением.) А кто в этом виноват, я вас спрашиваю? Не мы! Мы не для того родились. Все люди родятся свободными и равными! Это, ребята, сказано даже в их подлой Библии. Но какое им дело до Библии, – этим жирным, ленивым свиньям, едущим в первом классе? Это они виноваты во всем. Это они довели нас до того, что мы превратились в наемных рабов, задыхающихся, обливающихся потом и жрущих угольную пыль в брюхе этого проклятого парохода! Это они во всем виноваты – проклятый класс капиталистов!

      По мере того, как Лонг говорит, поднимается негодующий ропот, и в конце концов его прерывают бурей свистков, воем, мяуканьем и резким, лающим смехом.

      Голоса

      – Заткни глотку!

      – Сядь!

      – Закройся!

      – Дурак