Дело без трупа. Лео Брюс

молодой пройдоха этот Роджерс, – пояснил он. – Всегда мутит воду. В последнюю побывку дома сержант задержал его за пьянство и нарушение общественного порядка. И Роджерсу уже не впервой попадать в переделки.

      – Местный паренек? – спросил я.

      – Он далеко не паренек. Ему стукнуло тридцать пять или тридцать шесть, я полагаю. Приходится племянником мистеру Роджерсу – обувщику с Хай-стрит. Хотя вся семья живет здесь всего ничего, лет пять, не больше.

      – Стало быть, он вроде паршивой овцы в стаде? – предположил я.

      – Он и в самом деле человек непутевый, – отозвался Фосетт. – Причем не просто ветреный. Я мог бы кое-что порассказать, если бы рядом с нами не находился представитель закона. – Он с ухмылкой кивнул в спину сержанта Бифа. – Но старики – тетушка и дядюшка – просто без ума от племянника. Слова дурного о нем слышать не желают. И он, конечно же, использует их любовь в своих интересах. Они ведь очень достойная пожилая пара. Стыд и позор. Но однажды у него точно возникнут большие проблемы.

      Владелец бара мистер Симмонс перегнулся ближе к нам через стойку.

      – Роджерс, кстати, заходил сюда сегодня, – сообщил он, – незадолго до того, как в половине третьего мы закрылись на дневной перерыв. Заявился вместе с тем типом Фэйрфаксом, что остановился в отеле «Риверсайд».

      – Это который приезжает сюда порыбачить?

      – Именно. Тот самый. Пришли вместе. Он и молодой Роджерс.

      – И что было дальше? – спросил Фосетт, не слишком-то заинтригованный, но изобразив удивление.

      – Я поневоле обратил внимание, потому что, пока они были здесь, пришел иностранец.

      – Иностранец? – переспросил Биф. У него, видимо, вызывали подозрение чужаки. – Что за иностранец?

      – Не знаю, но мне он сразу не понравился, – ответил мистер Симмонс. – Весь такой темный. Возможно, наполовину индиец. И по-английски говорил очень плохо.

      – Ну ничего себе! – воскликнул Фосетт.

      – Так вот. Как только Роджерс и Фэйрфакс заметили этого типа, оба быстро допили свое пиво и ушли. Я бы и внимания не обратил, но сразу после их ухода иностранец обратился ко мне и спросил, как зовут Фэйрфакса.

      – Занятно, – признал Биф. – А что-то еще говорил?

      – Нет. Через минуту он и сам ушел. Могло показаться, что направился вслед за ними.

      – Никогда не любил чужеземцев, – сказал Биф.

      И пустился в воспоминания о временах войны, призванные вызвать в нас неприязнь к любым иностранцам. Однако скоро тема оказалась исчерпанной, и наступило молчание. Шум бури снаружи стал доноситься с особенно безрадостной отчетливостью.

      Вскоре мы начали ответный матч в дартс. Мы стояли спинами к дверям и, хотя позади нас располагались сразу несколько входов в главный зал, едва ли вообще оборачивались, чтобы посмотреть на входящих. Игра протекала слишком увлекательно.

      Минут двадцать девятого наступил момент, когда в последней попытке сержанту Бифу необходимо было набрать лишь дважды по восемнадцать