Без права на награду. Ольга Елисеева

да выведи же ее! – воскликнула госпожа Дунина уже в спину племяннице, которая подхватила ребенка на руки и понесла вон из гостиной.

      За столом зашушукались: «Падучая, падучая».

      Ничуть не падучая! Падучих он не видел!

      Бенкендорф дорого бы дал, чтобы очутиться сейчас в сенях, рядом с Елизаветой Андреевной, спросить, что случилось, ободрить, ну и вообще обратить на себя внимание.

      – Жалко девчонку, – протянул барон. – Хорошенькая. А мне тоже этот господин не нравится.

      – Ничего, – усмехнулся генерал. – Вы здесь обживетесь, начнете к нему в гости езжать, примиритесь с теснотой местного общежития.

      – Нет, – покачал головой капитан. – У вас была контузия?

      – У кого не было?

      – Я помню, в первые дни после лежал и видел какие-то тени. Серые. Мечутся мимо кровати. И холодом ведет. Потом отпустило.

      – У всех по-разному, – буркнул Александр Христофорович. Хватит с него и глухоты с заиканием!

      – Так вот, этот человек, он не один, – вдруг выпалил Меллер.

      Бенкендорф посмотрел на достойного жениха мадемуазель Шидловской.

      – Остерегитесь. Не обнаруживайте подобных мыслей в широком кругу. Вас почтут сумасшедшим.

* * *

      Вечером Александр Христофорович поднялся к себе в комнату. Он не делил ее с Меллером, хотя мог. У добрейшей Марии Дмитриевны нашлись «каморы про всех панов». Прибыл бы сам император, она бы и его поселила по-королевски.

      Печь потрескивала. Генерал проверил вьюшки и счел нужным оставить их открытыми. Была охота угорать!

      Сквозняк слабо шевелил занавеску. Перина поднималась кучевым облаком. От простыней исходило тепло. С минуту подождав денщика, Бенкендорф стал раздеваться сам. Он не сразу вспомнил, что приказал Потапычу посидеть-поболтать-поразведать у челяди на кухне, что здесь и как. Даже отдал бутылку полтавской вишневой наливки: пусть угостит, к нему расположатся. Отставной унтер был смышлен и исправен, разве что ворчлив.

      Словом, ждать помощи сегодня не приходилось, и генерал не без труда сам стащил сапоги. Бросил их под стол и полез под одеяло.

      Дверь скрипнула. Потом плотно закрылась с внутренней стороны, и испуганный шепот спросил:

      – Вы одни?

      Вместо ответа, Шурка закивал. Словно язык проглотил. Хотя случались с ним и такие пассажи: чего теряться?

      Задвижка щелкнула, и к его кровати подошла Елизавета Андреевна. В ней не было всегдашней принужденности. Но не было и уверенности.

      – Если вы против, я уйду.

      Он опять замотал головой. Поймал ее руку и потянул к себе.

      – Нашим детям мы будем говорить, что вы оказали достойное сопротивление.

* * *

      На другое утро снег сиял, и все поехали кататься. Но Александра Христофоровича призвала к себе госпожа Дунина, удостоив высокой чести – держать совет.

      Накануне прибыли дрожки с телом несчастной горничной. Надобно было решить, как ее похоронят: в ограде возле церкви или как самоубийцу. Прикопают на перекрестке –