Листья дерева коорхи. Яна Саковская

рясь, рассматривает открывающийся из нашего окна вид.

      «Я чувствую себя на пороге нового этапа развития. Точнее», – смеётся он. – «Я вижу, что я уже скоро окажусь на другом этапе развития, на новом уровне расширения, сознания своей силы, и я волнуюсь и предвкушаю его».

      Замолкает. Курит.

      «Ладно. Поздравляю тебя с грядущим новым этапом развития. Я тут причём?»

      Он щурится, глядя то на меня, то рассматривая образ себя в недалёком будущем.

      «Я предчувствую, что мой путь в новое состояние идёт через разбор какой-то старой истории, в которую я в одиночку не хочу смотреть».

      «Так. И?» – начинаю смеяться. Амрис усмехается и одновременно чутко прислушивается к себе. Теперь я тоже вижу тот шаг, который он планирует сделать. Ого.

      «Я прошу тебя побыть своей силой со мной, пока я это смотрю».

      Я прислушиваюсь к его состоянию. Он трепещет и слышит звук своего будущего торжества, боится и тянется в нежности к новому образу себя и грядущему состоянию. И я вижу общий образ нового состояния, и мне становится интересно.

      «Да, я хочу и готов быть свидетелем твоего перехода. Ты только скажи, какой в него заход».

      Амрис посылает мне образ поцелуя и рассматривает, что в себе он трансформирует для перехода. Любуюсь им и жду.

      «В своих больших проектах – типа бизнес-империй, которые тебя так веселят, – я часто действую с искажением. Кроме того, что я делаю, что люблю и в чём чувствую интерес, я часто начинаю доказывать, что я не хуже, часто принимаюсь пробиваться наверх с главной целью просто быть там, где за меня никто не может решать. Или вырываюсь из структуры – с той же целью. И я чувствую, что это старая и больная история. Может быть, самая устойчивая и больная в моей жизни. Через неё я ухожу в штопор к потере себя, депрессии и смерти…»

      Просматривает разные эпизоды своей биографии, в которых ему это искажение знакомо, показывает мне общие образы. Да, я понял, о чём он говорит.

      «Ладно, а откуда тебе известен этот образ действия – всё время доказывать, что ты не хуже, и бежать наверх или наружу?»

      Амрис прислушивается к себе. Я вместе с ним тянусь вниманием по ниточке, связывающей это чувство с исходной ситуацией, и мы одновременно видим образ.

      …Спиной к белому стволу дерева коорхи сидит юноша в белом костюме и бирюзовой шапочке, с блестяще-белыми волосами и яркими бирюзовыми глазами. С книгой в руках. Вокруг – опавшие листья глубокого фиолетового цвета. Последний день лета…

      Амрис смеётся, мол, как же иначе, а я смотрю в этот образ и пытаюсь уложить в своей голове, что самая устойчивая больная схема в жизни Амриса начинается со встречи со мной. Самой первой встречи.

      Кстати, у меня к ней тоже есть вопросы. Мы ведь никогда не смотрели её. Я до сих пор не знаю его версию событий.

      Он слышит меня.

      «Посмотрим? И подгрузи ещё свой архив, чтобы мы наконец поняли, что там у каждого произошло, что у нас – ничего не получилось».

      Я медлю. Чем больше внимания я даю этой истории, тем сильнее ноет старая обида. Для меня эта история тоже была судьбоносной.

      Было бы странно иначе.

      А ещё – подкрадывается страх.

      «Амрис».

      «М?» – он готов нырнуть в воспоминания, и ему требуется мгновение, чтобы понять, что со мной что-то не так. Отставляет образ воспоминания и всматривается в меня.

      Сжимаю кулаки и стараюсь успокоиться под его взглядом.

      «Что?»

      Очень страшно. Дрожу, пытаюсь справиться со страхом.

      «Кан-Гиор, приём».

      Выдавливаю из себя улыбку. Как же хорошо, что мы запомнили, как быть друг с другом, когда что-то идёт не так…

      «Приём происходит», – выговариваю я. Становится полегче. Амрис кивает, не сводя с меня глаз.

      «Просто озвучь, чего ты боишься. Пожалуйста».

      Просто озвучить.

      Ладно.

      «Я боюсь, что наши отношения могут закончиться, если мы расправим историю, в которой мы впервые встретились и с которой всё началось».

      Слышу его мрачную досаду. Жмурюсь, чувствую себя, как под ледяным душем. Он молчит, быстро думает – я не вглядываюсь, – и время мучительно тянется.

      Наконец он готов ответить.

      «Я думаю, что больше всего толку будет, если не я буду приводить контраргументы, а ты сам их найдёшь», – изрекает он, и он прав.

      Выдыхаю, перехожу из страха в спокойное созерцательное состояние и смотрю со стороны на то, что я сказал.

      «Я боюсь, что наши отношения могут закончиться, если мы расправим историю, в которой мы впервые встретились и с которой всё началось».

      Подумай, Кан-Гиор. Почему это на самом деле не страшно? Амрис, похоже, довольно быстро сообразил, значит, это не сложная задача.

      А.

      Ну да.

      Даже смешно.

      Амрис, предчувствуя мой ответ, кивает и улыбается, но мне важно проговорить