Женщина в белом. Уилки Коллинз

скрывайте от нее ничего, вам незачем это делать. Вы никаких имен в письме не называли, но мисс Фэрли знает, что тот, о ком вы писали, – сэр Персиваль Глайд…

      Не успел я произнести это имя, как она вскочила на ноги, и дикий, страшный вопль вырвался из ее груди. Он огласил все кладбище. Сердце мое содрогнулось от его ужасного звука. Страшное выражение гнева, слетевшее было с ее лица, вернулось с удвоенной силой.

      Этот вопль при одном упоминании его имени, взгляд, полный ненависти и страха, сказали мне все. Никаких сомнений у меня больше не оставалось. Не ее мать была виновата в том, что ее заключили в сумасшедший дом. Это сделал человек, имя которого было сэр Персиваль Глайд.

      Крик донесся не только до меня. Я услышал, как вдали звякнул запор в доме причетника. Я услышал голос ее подруги, женщины в шали, которую звали миссис Клеменс.

      – Иду! Иду! – кричала она из-за деревьев.

      Через минуту показалась миссис Клеменс. Она почти бежала к нам.

      – Кто вы? – вскричала она, входя на кладбище. – Как вы смеете пугать эту бедную, беззащитную женщину?

      Прежде чем я успел ответить, она была уже около Анны Катерик и обнимала ее.

      – Что с вами, дорогая? – говорила она. – Что он вам сделал?

      – Ничего, – отвечала несчастная. – Ничего. Я только испугалась.

      Миссис Клеменс бесстрашно обернулась ко мне с негодованием, за которое я тут же проникся к ней уважением.

      – Мне было бы очень стыдно, если бы я заслужил ваш гнев, – сказал я. – Но я не заслужил его. Я испугал ее без всякого намерения. Она видит меня не в первый раз. Спросите сами, и она вам скажет, что я не способен нарочно напугать ее.

      Я говорил очень отчетливо, чтобы Анна Катерик тоже услышала и поняла, и увидел, что смысл моих слов дошел до нее.

      – Да, да, – сказала она. – Он был добр ко мне однажды, он помог мне… – Она зашептала на ухо своей подруге.

      – Вот как! – сказала удивленно миссис Клеменс. – Конечно, это меняет дело. Простите, что я так грубо разговаривала с вами, сэр, но согласитесь, что со стороны это выглядело подозрительно. Я сама виновата больше вас: потакаю ее затеям и отпускаю ее в такое пустынное место одну. Пойдем, дорогая, пойдем теперь домой.

      Мне показалось, что добрая женщина боялась возвращаться на ферму в такой час, и я предложил проводить их через пустошь. Миссис Клеменс поблагодарила, но отказалась, говоря, что по дороге они, наверно, повстречают работников с фермы.

      – Простите меня, прошу вас! – сказал я, когда Анна Катерик взяла за руку свою подругу, чтобы уйти.

      Я был так далек от намерения напугать и растревожить ее. Сердце мое заныло, когда я вгляделся в ее грустное, бледное, взволнованное лицо.

      – Я постараюсь, – отвечала она. – Но вы слишком многое знаете. Думаю, что теперь я всегда буду бояться вас.

      Миссис Клеменс бросила на меня быстрый взгляд и сочувственно покачала головой.

      – Доброй ночи, сэр, – сказала она. – Вы ни в чем не виноваты, я знаю, но