Таежная кровь. Владимир Топилин

– обыкновенная затеска, вырубленная Топом топором в прошлом году осенью на черном стволе пихты, за солонцом. Вернее, их две. Одна – на уровне груди марала. Вторая – выше на три ладони. В любую черную, непроглядную ночь их хорошо видно. Помехой может служить только туман, застилающий поляну. Выйдет марал солониться, бродит, копытит землю. В итоге – встанет на убойное место. Подойдет под выстрел, телом закроет нижнюю затеску. Стоит прицелиться планкой ружья, забеленной мелом, ниже верхней затеси на три ладони, и можно стрелять. Выстрел будет точным.

      Но это будет потом, ночью. А сейчас надо просто сидеть и ждать. Слушать окружающий мир… Как росомаха ждет оленя, который подойдет под кедр. Как лиса караулит кабаргу, когда последняя спустится с отстоя. Как соболь выглядывает из корней кедра, проверяя, когда же глухарь нырнет в снег на ночь. И все ради одного момента: для прыжка, броска, рывка, выстрела. В этом заключается смысл охоты. Так предназначено матерью-природой: хищнику выживать за счет других, будь то соболь, росомаха, лиса или тот же охотник.

      «Не торопи время, не топчи следы, которых нет», – так говорят старые люди тайги. И они правы в своей мудрости. Так послушаемся их совета, не будем забегать вперед. Вернемся к первым листам начатой книги: к диким горам Восточно-Саянской тайги в тихий, теплый вечер начала июня, где Топ ждет свою удачу в глухом подгольцовом уголке. Сидит на лабазе, караулит зверя, марала пантача. По зову далеких предков, от кого он унаследовал дикую таежную кровь, которая своим импульсом толкает его в тайгу.

      Здесь необходимо сделать краткое отступление, пояснить, что такое лабаз (в Сибири, ударение на первую букву «а»), потому что далеко не каждый знает значение слова. И, хотя это повествование рассчитано на довольно узкий круг читателей (в основном охотников-промысловиков, людей тайги), будем думать и о городском жителе, кто, возможно, однажды удостоит эти строчки своим вниманием. Для охотника-промысловика лабаз – едва ли не главное пристанище после избушки. По сути это обыкновенное строение, шалаш, закрепленный на деревьях на некоторой высоте. Каждый из охотников делает его по-своему и считает, что только он делает правильно.

      Один возносит лабаз на высоту пяти-шести метров. Второй думает, что хватает расстояния вытянутой руки. Один рубит прочный, под вид небольшой избушки сруб, ставит его на крепкие, очищенные от коры кедровые кряжи. Тратит на это много времени, силы, делает аккуратно, надежно. Такой лабаз простоит долго, многие годы. Надежно сохранит продукты от дождя, снега, грызунов, росомахи, мелкой птицы и, конечно же, хозяина тайги – медведя.

      Другой промышленник делает его на скорую руку, в один день. На трех пихтах, на скобы, прокинет хрупкие лаги, пол и стены выложит круглым тонкомером, а на крышку, чтобы не мочило, натянет целлофан. Соответственно и жить такому лабазу – год-два, а то и меньше. Залезет медведь по дереву, смахнет запасы лапой, и голодуй человек по своей вине.

      Так как же делать лабаз: быстро, но