Людовик и Елизавета. Евгений Маурин

заморской страны. Тем не менее этот песик может с гордостью воскликнуть: «Moi, fils inconnu d’un si glorieux pere!»[1] Ведь папаша этого маленького комочка спас от неминуемой смерти герцогиню Пармскую, выбив из ее рук стакан с отравленным питьем. Он тут же пал жертвой своего инстинкта: несколько капель жидкости попало на мордочку песика, и он испустил свою собачью душу в ужасных конвульсиях. Благодарная герцогиня приказала набальзамировать его труп. Обо всем этом я узнал в Тоскане, где мне рассказали, кроме того, что герой оставил после себя двух малолетних наследников и что миниатюрнее этой собачьей семьи нет во всей Европе. Тогда я немедленно ринулся в Парму. Увы! Герцогиня и слушать не хотела о том, чтобы расстаться с сыном своего спасителя. Благословив свою судьбу за то, что я проживал в Парме инкогнито, я подкупил придворного лакея, и вот – «C’еtait pendant l’horreur d’une profonde nuit»[2], – пес был выкраден, и я понесся с драгоценной добычей обратно во Францию, чтобы сложить ее у ног моего короля!

      – Благодарю тебя, Суврэ, – ласково сказал Людовик. – Я всегда знал, что ты – мой лучший друг! Положи где-нибудь собачку и скажи потом Корбелену, чтобы он присмотрел за ней, пока я не преподнесу ее графине. А в знак моей дружбы и благодарности возьми вот это, – король снял с пальца и кинул маркизу массивное золотое кольцо, изображавшее дракона, который в бессильной ярости закусил свой хвост и как бы изрыгал пламя крупными рубинами глаз.

      Суврэ подхватил кольцо на лету, пламенно прижал его к губам и с восторженным пафосом воскликнул:

      Oui, puisque je retrouve un amisi fidele,

      Ma fortune va prendre une face nouvelle![3]

      Людовик грустно посмотрел на маркиза.

      – Как я завидую тебе, Суврэ, – сказал он, и в его голосе прозвучали скорбные, надтреснутые ноты. – Ты всегда так весел, так жизнерадостен! Всякий пустяк радует тебя, словно ребенка. Да и случись у тебя какое-нибудь горе, так тебе есть к кому прибегнуть, потому что я, твой царственный друг, всегда готов прийти к тебе на помощь. А я? Я, король великой страны, беднее и беспомощнее любого из своих подданных! Великая скорбь, гнетущая тоска гложут мое сердце. Жизнь кажется мне гробом, завернутым в ряд блестящих, богатых покровов. Не зная, что таится за этими покровами, я беззаботной рукой срывал их один за другим и вот увидал, что внешность – тлен и мишура, что все – гниль и прах… И к кому прибегну я в своем горе, кто утешит меня? Над королем только Бог! Что же, так пусть Он призовет меня к Себе…

      – О мой король! – с непритворным отчаяньем воскликнул Суврэ, кидаясь на колени перед кушеткой и простирая к королю обе руки. – Разве это возможно? О нет, нет! Это – случайное настроение… Боже мой, чего бы я не сделал, чтобы рассеять вашу тоску! Но я верю, это пройдет! Бог не допустит!

      – Я знаю, что ты любишь меня, – сказал Людовик, ласково положив руку на голову маркиза. – Знаю и то, что ты отдал бы жизнь за одну минуту моей радости…

      – О, с восторгом!

      – Но и любовь бывает бессильной там, где неизбежность захватывает

1

Я, неизвестный сын славного отца (фр.; Расин. «Федра»).

2

Это было среди ужасов глубокой ночи (фр.; Расин. «Аталия»).

3

Раз я вновь обретаю столь верного друга, то моя судьба отныне примет благоприятный оборот! (фр.; Расин. «Андромаха»).