Бесконечность не предел (сборник). Василий Головачев

у крайнего дома слева стоял пятнистый джип «Нива-Хаммер», и возле него курила компания парней в камуфляже, уставившаяся на проезжавший мимо «Форд». Кто они такие и к какому ведомству принадлежат, понять было трудно, так как никаких знаков отличия на их костюмах и безрукавках не было, но смотрели все четверо конкретно, прицельно, и это Прохору не понравилось.

      – Охотники… – беззвучно шевельнул он губами.

      – Что? – посмотрел на него Саблин.

      Он очнулся.

      – Мужики неприятные…

      – Миш, знаешь этих мордоворотов?

      – Это свои, – спокойно ответил Михась. – Куклачёв собрал бывших сослуживцев-десантников, к нам повадились кавказцы из соседней Лебедяни, задираются, к девчонкам пристают, ну, Сёма и решил устроить убедительный сбор, показать, кто здесь хозяин.

      – А полиция что ж?

      – Полиция только узбеков да таджиков обирать может, на это у неё и сноровки, и умения хватает.

      – Инциденты были?

      – Двух наших поломали, наши пятерых кавказцев в больницу отправили, так что ничья пока. А что будет дальше, одному богу известно.

      До озера доехали за четверть часа.

      «Форд» свернул с просёлочной дороги прямо в стену акации, как показалось Прохору, попетлял между деревьями и выехал к водоёму, напоминавшему круглое голубое зеркало в обрамлении густого кустарника. Но спуск к нему был пологий, и выход чистый, песчаный.

      – Сюда мало кто ездит, – сказал Михась, открывая багажник. – Ни пройти, ни проехать. Я случайно подъезд разузнал, точнее, дед Петрян показал, сосед. Слева в озерко ручеёк впадает, справа вытекает, потому оно чистое, без ила и водорослей, практически не цветёт. А дальше за ним топи начинаются, болото до самой Мещёры, так что все боятся в том направлении ходить, даже местные грибники.

      Прохор получил свою удочку, выбрал местечко посуше и уселся на берегу на стульчике, специально захваченном хозяйственным Михаилом для таких случаев.

      Остальные расположились в рядок по берегу.

      Было тихо, тепло и дремотно. Лес жил своей жизнью, перекликались птицы, куковала кукушка, где-то рассыпал стаккато дятел, смолк, в озере плескалась рыба.

      Прохор честно уставился на поплавок, и ему вдруг захотелось спать.

      Душа истосковалась по тишине, раскрылась и замерла, становясь частью природы, частью тишины, умиротворения и покоя. Отошли в далёкие дали все заботы и тревоги. На душу снизошла благодать, и хотелось благодать эту держать в себе долго-долго…

      Саблин, успевший вытащить леща размером с ладонь, заметил состояние друга.

      – Поди в машину, приляг, если хочешь.

      – Я лучше здесь прилягу, – смущённо пробормотал Прохор, укладываясь на травяном бугорочке. – Разморило.

      Михась посмотрел на него насмешливо, но обсуждать не стал, хотя во взгляде бородача сквозило: эх вы, городские, ничего-то вы в деревенской жизни не смыслите.

      Сон сморил ненадолго.

      Плеснула рыба, повеял ветерок, послышались голоса.

      Прохор открыл глаза, глянул на разгуливающих босиком