Мы из БУРа. Рассказы о Белгородском уголовном розыске. Олег Иралин

он уже не столь крепок, исход ночи манит за собой предутренние сны, но миг пробуждения ещё впереди, всё вокруг упивается безмятежностью, и оттого чуткий сон особенно сладок. Шеховцову уже было не до сна. Поднятый звонком дежурного, он смотрел на наплывающий асфальт темнеющей ленты дороги, и под мерный шум уазовского двигателя слушал осипший голос водителя.

      – Похоже, что обдолбанный он, товарищ полковник, не иначе. Зачем тогда ждать, пока маршрутка до города доберётся? Брал бы ту заложницу у себя в Васюках и время попусту не тратил… А вообще, Николай Павлович, я так скажу: молодёжь теперешнюю не поймёшь – то ли он трезвый идёт, то ли под кайфом! Все какие-то… И слова сразу не подберёшь, будто по башке навёрнутые! Идёт такое чучело, спотыкается на ходу, зато никогда не угадаешь, что он через минуту выкинет! У меня дочь подрастает – с кем девчонке судьбу связывать?

      Прапорщик ещё продолжал сокрушаться, рассуждая о молодёжи, но мысли полковника уже текли в другом русле. «Дочь … – с нахлынувшей нежностью подумал он – И не заметил, как выросла… Приходишь – спит, утром повидаешься за завтраком и снова до следующего утра!» Такая служба в уголовном розыске – её принимаешь такой, какая она есть… или не принимаешь вовсе. Николай Павлович ушёл в розыск по окончанию юридического, и однажды, окунувшись в эту бурную стихию, так и остался в ней, свыкнувшись с постоянным поиском информации, очевидцев и преступников, нервотрёпке на различного уровня совещаниях, и абсолютным неведением того, какой сюрприз преподнесёт тебе завтрашний день. Даже теперь, уже в должности начальника криминальной милиции УВД города, он продолжал жить в прежнем ритме. Лёгкая седина чуть посеребрила виски, но подтянутая фигура и лёгкость в общении, в глазах окружающих молодили полковника лет на десять, что его, по большому счёту, вовсе не заботило.

      Милицейский УАЗ, потряхивая на ухабах, наконец, подкатил к автовокзалу, и вот взору открылась вся панорама развернувшегося действа. Николай Павлович вышел из машины, и к нему тут же заторопился дежурный опер. Он отделился от группы топтавшихся на месте представителей других служб и, торопясь стал докладывать. В сущности, ничего нового Щеховцов для себя не почерпнул – примерно тоже самое ему по телефону сообщил дежурный по Управлению. Картина вырисовывалась довольно удручающая: какой-то пассажир пригородной маршрутки, без всяких видимых причин, вдруг приставил нож к горлу сидевшей рядом девушки и объявил её своей заложницей. На удерживаемой девушке форма курсанта школы милиции, но похоже, что новоявленному террористу совершенно безразлично, к чьему горлу приставлять нож – девушки, старухи, прядильщицы или милиционера. Граждане, покинувшие место происшествия в спешном порядке, ничего нового о мотивах преступника не сообщили и на расспросы милиционеров лишь удивлённо пожимали плечами.

      – Ехали себе спокойно всю дорогу, этот парень молчал, носом клевал… – давала показания дородная тётка – А как в город въехали – проснулся, занервничал, едва на месте сидел. Когда уже вокзал показался, глядь – а у него нож в руке! Девчонку, что рядом сидела, за волосы схватил и заорал, как блаженный: «Заложница у меня, заложница!»

      – Ну а девушка что? – спросил участковый, второпях записывая услышанное, положив папку с листом на капот дежурного автомобиля.

      – Что девушка … – вздохнула толстуха – Ей то что остаётся, когда нож в горло упирается! Молчит себе… Постойте! Точно, она сначала по имени его назвала. Мол, что делаешь, придурок, посадят же снова!

      Щеховцов задержался на минуту у отделовской машины, прислушиваясь к опросу, но его отвлёк подошедший командир группы СОБР. Отделившись от группы одетых в камуфляж и маски бойцов, он представился и каким-то будничным тоном спросил:

      – Когда штурмовать будем?

      Николай Павлович медлил с ответом, вглядываясь в глаза стоящего перед ним мужчины. Одного с ним роста, сложением скорее худощавого, нежели атлетического, тот застыл, в свою очередь не отводя взгляда. От всей фигуры его веяло спокойствием, и лишь глаза, несмотря на утренние сумерки, выдавали плохо скрываемое волнение. «Всё он понимает, этот парень…» – подумал Шеховцов, прислушиваясь к нарастающему где-то в глубине груди гнетущему чувству. Оба они, и полковник, и командир собровцев, прекрасно знали, что действительность – не красочный боевик, где спецназ эффектно врывается в логово ожидающих их террористов и голыми руками, играючись, расправляется с вооружёнными злодеями, освобождая заложников без единой царапины. Оба они сознавали, что при первых же секундах штурма приставленный к девушке нож, скорее всего, погрузится в податливую мякоть плоти, и тогда наступит то, что никакими усилиями не изменишь! Вместе с тем собровец отдавал себе отчёт и в том, что засевший в маршрутке преступник находится в полном неадеквате, что, скорее всего, никакими переговорами здесь не помочь и, рано или поздно, заниматься сегодняшним клиентом «доверят» именно им. Командир уже принял предстоящий штурм как неизбежность и был готов к нему. Ему хотелось поскорее закончить с этим выматывающим душу топтанием рядом с упивающимся своей властью недоумком, приступить к решительным действиям, пока на их стороне ещё были редеющие с каждой