Герои русского парусного флота. Владимир Шигин

вызывали тревогу у обоих. На встречах с Волынским Соймонов больше слушал, Волынский говорил.

      – Близится время, когда надо будет действовать решительно и смело! – говорил кабинет-министр. – Нам будут нужны надежные конфиденты на постах важнейших, чтоб всю эту немчуру враз скинуть!

      Вскоре не без участия Волынского Соймонова возвысили до обер-прокурора сената с генерал-майорским рангом. Кабинет-министр вел рискованную многоходовую игру. Цель была священна – Россия, но и цена немалая – собственная жизнь.

      Состоя в сенате, Соймонов не забывал и о флоте, подкладывая при каждом удобном случае императрице на подпись адмиралтейские бумаги о тамошних злоупотреблениях. Более всего доставалось от обер-прокурора новому президенту коллегии Головину, за что тот ненавидел Соймонова люто. Шефствовавшему над флотом вице-канцлеру Остерману он жаловался на соймоновские происки:

      – Житья, Андрей Иванович, от сего пса цепного нет, за копейку горло перегрызет!

      – Найдем управу, найдем! – утешал соратника хитрый Остерман. – Что-нибудь придумаем. Не святой же, где-нибудь да попадется! С кем он, к примеру, дружбу водит?

      – С Волынским, министром кабинетным, лижется! – угодливо докладывал Головин. – Каждый вечер у него пребывает!

      – Сие мне интересно! – почесал лоб вице-канцлер – Чую, будет большая игра!

      Волынский же глаз с Соймонова не спускал. Хотела Анна Иоанновна его в генерал-полицмейстеры определить, Волынский не дал. Решила его губернатором в Оренбург отправить, опять кабинет-министр вмешался. В конфидентах у Волынского помимо Соймонова были граф Еропкин, советник Хрущев, секретарь иностранной коллегии суда и иные. Вместе сочинили они генеральный проект – тайную бумагу о новом устройстве империи. Отдельную главу о фабриках, заводах и флоте написал и Соймонов. Говорили меж собою откровенно. Волынский был предельно краток:

      – Царица у нас дура, зато герцог Бирон умен. С него и начинать будем. Как свалим фаворита, тогда и за Анну возьмемся!

      Но все случилось совсем не так, как предполагали конфиденты. Волынского предал собственный слуга, им же воспитанный. В первых числах апреля 1740 года начались аресты. Вначале взяли самого Артемия Волынского, за ним Хрущева с Еропкиным. Обвинения в растратах и воровстве отпали сами собой. Конфиденты были людьми честными и неподкупными. И тогда объявлено было о заговоре противогосударственном. Дело передали в Тайную канцелярию.

      Соймонова арестовали последним. Схватили прямо дома, ночью. Семеновского полка адъютант Вельяминов кричал, горло надрывая:

      – Слово и дело государынино! Хватай его живее!

      Тем временем императрица Анна главу Тайной концелярии Ушакова наставляла:

      – Со злодеев пойманных спрашивай крепчайше!

      Два раза старому костолому Ушакову говорить было не надо. Он лишь усмехнулся гнилыми зубами:

      – Жилы вытяну, матушка, а заговорят!

      Но ошибся Ушаков, конфиденты говорили мало. Вслед