Рассказы. Сборник. Марк Михайлович Вевиоровский

ния людей, занимающихся этим для собственного удовольствия.

      Приверженцев той или иной точки зрения вполне достаточно, и к числу графоманов относят кого угодно от Золя до Кочетова, не щадя Пушкина и Леонова, Толстого и Чехова и других не менее известных писателей.

      Поэтому для себя лично я в этот термин – «графоман» – вкладываю следующий смысл: человек, пишущий по велению своего сердца вне зависимости от возможности всенародного признания и гонорара, однако отнюдь не безразличный к отзывам своих друзей и близких, мнение которых ему небезразлично.

      И замечание второе – опять из разнообразия терминологических определений.

      Это относится к качественным оценкам литературным произведений, которые исходно созданы не профессиональными писателями.

      Я категорически не согласен, что критерий качества может служить признаком включения автора в группу «графоманов» или в группу «писателей».

      Это же чушь собачья!

      Правда, сам критерий «качества» далеко не однозначен – он сам по себе включает ряд таких специфических понятий, как техника, владение литературным языком, способности к созданию сюжета, способность заинтересовать читателя, и, в конце концов, талант.

      Любой пишущий человек обязан владеть родным литературным языком и изъясняться понятно для читателя – даже в полузабытом эпистолярном жанре.

      Да, техника далеко немаловажна, и эта техника разножанрова.

      Да, способность к создания сюжетной линии, воображение и умение воссоздания виртуальной реальности очень важны не только для авторов повестей и романов, но и для более скромных по объему произведений.

      Да, очень немаловажен талант, но талант – штука дефицитная, причем уж очень много имеется профессиональных писателей талантом не особенно обремененных.

      Для поэтических произведений еще очень важно умение чувствовать ритмику и музыку сочетания слов, а не только владение рифмой.

      Вот с этими моими личными критериями я могу себе чистосердечно отнести к «графоманам», поскольку этим недугом – потребностью излагать свои мысли на бумагу – страдаю с детских лет. Еще в нежном школьном возрасте я начал писать – и стихи и прозу, а мои первые детские стихи правил мой одноклассник Володя Амлинский.

      Мое первое стихотворение было вполне традиционным, и оно стало таким еще более после вмешательства Володи – от меня остались лишь две первые строчки.

      Тает снег на крышах,

      Потемневший и влажный.

      А ты ничего не слышишь,

      И где я, тебе не важно.

      А я уходу в переулков сплетение

      В серый вечер от серого дня,

      От людей, от сутулой тени,

      Вечно преследующей меня.

      Неужели весь век мне сутулится?

      Эх, и развернуться бы

      Всему миру вопреки!

      Нет,

      Никогда мне не выйти из этих улиц.

      Тупики.

      Сохранился даже листок страницы из тетради с наброском текста рукой Володи – я стал обладателем автографа Владимира Амлинского!

      По счастью не сохранилось практически ничего из написанного мною тогда …

      А с Володей мы после школы так и не виделись.

      Насчет своих прозаических «произведений» я тоже не заблуждаюсь – они тяжелы для восприятия, перегружены деталями и действующими лицами.

      Это несмотря на несколько уже опубликованных книг популярно-технического жанра, массы статей в ряде журналов и на великое множество служебных «произведений» в виде кучи отчетов, регламентов, обзоров, инструкций и описаний технических решений …

      Мне еще тогда сказали, что пишу я весьма научно, но малопонятно …

      Боюсь, что эта сложность восприятия написанного мною характерна отнюдь не только для технического текста.

      Несколько раз мне высказывали замечание по поводу излишней скупости текста, что приводит не только к экономии слов, но и просто делает текст скучным.

      Примером может служить написанное мною и уже опубликованное.

      Так, издательство договорилось с телеканалом по поводу создания книги на основе серийной телепередачи, и мне предложили написать эту книгу.

      Для этого мне передали не только сотню лазерных дисков-оригиналов телепередач, но еще и служебные видеозаписи со съемок сюжетов и диски снимков фотокорреспондентов.

      Оказалось, что в одну книгу уложить материал затруднительно и запланировали разбить материал на четыре сюжетные части.

      Редакция поставило условие – особо не акцентировать внимание на ошибках в телесюжетах, которых было немало, и если исправлять те или иные недостатки, то делать это деликатно.

      Была еще одна особенность в этой работе – иллюстрации в книге должны были быть взяты из телесюжетов, но разрешение телевизионного кадра не позволяет использовать