Извод. Виктор Сербин

иновичу, Галкиной Мастрадии Ивановне, Груздевой Градиславе Ивановне, Колыгиной Рахиль Кирилловне, Кутанину Владимиру Васильевичу, Лебедевой Марии Григорьевне. Всем тем людям, что, окружая меня с детских лет вольно или невольно прививали знания, обычаи, менталитет и сохранённых памятью событий тех давно прошедших губительно трагичных для нашего крестьянства лет.

      На самом красном месте стоит деревня Насоново. Во всем Пустораменье на реке Кубене нет краше вида. Излучина, жемчужины всего этого не броского северного края, огибающая по обеим сторонам крутой берег, придаёт особенный, не забываемый вид открывшемуся вокруг необозримому простору. Редкий путник, присев отдохнуть на незатейливую, грубо сколоченную скамейку, за тропкой напротив дома Крутиковых, оставался равнодушным к скупой подарками в этих местах природе. На вечеру, в реке, полосуя водную гладь бесчисленными кратерами с бегущими разводами волн, выворачивались огромные лещи и кипящая вода искрилась в лучах уходящего солнца, переливаясь чудными цветами радуги. Частые лодчонки шустро сновали, перевозя многочисленный в те времена народ с берега на берег. Детвора, с коротким в крестьянстве детством, резвилась в реке у песчаной косы на отмели, проводя в воде редкие жаркие дни до появления с вечерней прохладой бесчисленных вездесущих комаров.

      Колосились возделанные поля, украшая многочисленные и многолюдные деревни на обоих берегах реки. Чисто выкошенные сенокосы, берега ручьев и рек, без малейших признаков зарослей кустов, простирались до едва видных на горизонте вершин, уходящих в бесконечность не проходимых, полных лесными обитателями, богатых ягодами и грибами лесов. Лишь кое-где чистые, с прозрачным смолистым воздухом сосновые боры, на чью божественную красоту, не посягнула рука набожных, трудолюбивых крестьян, врезалась и немного теснила нескончаемую ленту полей. Бросалось в глаза разнотравье лугов в период цветения от коего рябило в глазах. Букет полевых цветов, если сорвать по-одному, каждой по-своему, этой красоты, невозможно удержать в руках, а лишь собрав охапкой и прижав восторженно к груди. В полдень звон колоколов звонницы, небольшой, уютно расположенной почти у самой воды церкви, призывно созывал прихожан и старушки, как едва заметные ручейки, стекались на службу с единственной просьбой дать мир и покой родным и близким и всему тому благолепию, что окружало их. После службы они растекались по погосту, собираясь стайками, вспоминая упокоенных здесь, их прошлого, близких им людей. Затем, спохватившись, семенили домой, где ждали внуки и связанные с ними и домашним хозяйством неисчислимые заботы.

      Огромные дома, с въездами для целого воза сена прямо на сеновал над двором, чередовались с более скромными избами, и не раз переложенными, всякий раз уменьшаясь, избёнками, где доживали век старики. Близ детей, не решившись обременять последних излишней суетой, но не покинутых, а с любовью обихаживаемых и также озабоченных в воспитании внуков. Не щедрая на урожаи северная земля, не всегда благодатная погода, понуждала крестьян, неуспевших и отдохнуть толком после уборочной страды, чтоб прокормить многодетные семьи, уходить на поденщину и деревни к зиме пустели. Столичный город Питер едва ли не весь построен руками северян. Особенно ценились там из наших краев шапшинские плотники. У поездов всегда встречали покупатели и первым делом они, проходя по шумному перрону, в толпе приезжих старались выхватить почему-то именно шапшан.

      Разъезжали по деревням гончарных дел умельцы, приветливо звеня в санях свежеиспеченными горшками. Неспешно, со знанием дела, мастера валяли валенки, остановившись на постой у приветливых заказчиков. Громыхали кузницы на окраинах сел, штампуя не затейливую утварь и готовя инвентарь селян к весенней суете. Местного рождения кутюрье, обшивали не притязательных крестьян, используя в большей части ткани своих искусниц ткачих из деревень.

      С всеобщим весельем, с крепким пивом, частушками в плясках, хороводами и песнями, а в Рождественские морозные дни с гаданиями, с любовью привечаемыми выряжёнками – попрошайками, мелкими традиционными пакостями детворы и неотъемлемой частью любого массового гуляния – злыми драками мартыновской и сибской молодежи с никольскими и из соседних деревень парнями, проходили почитаемые всеми праздники незыблемой, казалось в то время, православной веры.

      Чередующиеся непрестанно войны забирали молодежь, но и возвращали большую часть обратно, не прерывая связь так оберегаемых жизненных укладов. Оплакав, сложивших головы невесть где родных, и не особо понимая, что за надобность была в том и далее привычным руслом не заметно протекала жизнь.

      Казалось, не будет конца течению привычного уклада бытия северных славян. Так же буднично пришёл двадцатый век, лишь задержав внимание непривычным, пугающим пустотой в конце нулями. В другом же ничем иным, не отличаясь и не предвещая перемен.

      Святки

      Пробирались огородами утопая по пояс в снегу. Подобрались к дому с торца со стороны двора. Долго прислушивались к звукам исходящим изнутри жилища. Генке, младшему из членов отчаянной ватаги, было не по себе. Проще говоря, страшновато. Дядьку именем Тихон, как бавшка не раз говаривала,