.

но раздумал, можно не сомневаться.

      – Что ты вытворяешь, черт побери? – кричит он.

      Диллон берет меня за руку, и я пытаюсь вспомнить слова, но в голове пусто.

      – Я подумала, что ему захочется поиграть, – лепечу я.

      Отец наклоняется ко мне:

      – Ты же несерьезно, да? Наглоталась чего-то, что ли?

      – Я просто подумала, что сегодня мы можем порадоваться, – продолжаю я, хотя хорошо понимаю, что лучше бы мне заткнуться.

      Смотрю на маму в поисках поддержки. По ее щекам течет размазанная тушь для ресниц, тонкими змейками стекает к ее губам. Отец переводит взгляд на Диллона:

      – Она что-то приняла?

      Диллон мотает головой. Мне так хочется, чтобы он меня защитил. Но он молчит.

      – Я хотела сказать, что нам стоило бы отпраздновать его жизнь. Ему не нравится, когда мы плачем.

      Еще одна промашка. Мне бы надо вести себя осторожно. Но это трудно, потому что в последнее время Эдди все чаще бывает со мной и появляется без предупреждения. С тех пор как несколько месяцев назад умерла бабушка. Наверное, он боится, как бы и я тоже не исчезла.

      – Элси, хватит, – говорит отец. Его брови сошлись на переносице.

      Мама молчит. Рассеянно смотрит в одну точку. Такое с ней случается все чаще, с тех пор как умерла бабушка. Я стараюсь не думать о том, как все было бы, если бы умерла мама.

      – Я хочу вспоминать, когда он был… – Я хочу сказать «живой», но это неправильно, потому что для меня он до сих пор жив. – Когда он был… Эдди.

      Настоящим Эдди. Моим братиком-двойняшкой.

      Мама раскачивается взад-вперед, смотрит перед собой и плачет.

      – Я же никого не хочу обидеть, – говорю я. – Мне даже двух минут не надо, чтобы его вспомнить, потому что я-то его не забыла.

      Слова вылетают изо рта сами, я не успеваю остановиться. Хуже всего то, что это не совсем так. Дома нет фотографий Эдди, они все на чердаке. Поэтому кое-что я забываю – ну, например, с какой стороны у Эдди выбивался непослушный завиток. Или что он любил съедать с тарелки в первую очередь – все зеленое или все красное. Воспоминания ускальзывают. Возможно, Эдди прав – мы все больше отдаляемся друг от друга. Теперь мне шестнадцать, я почти взрослая. А Эдди навсегда останется одиннадцатилетним мальчишкой.

      – Если не можешь вести себя, как полагается, иди к машине, – говорит отец.

      Справляюсь с желанием убежать – понимаю, что именно этого от меня ждут. Сегодня всем было бы легче, если бы меня здесь не было. Но я не уйду. С какой стати я должна делать так, чтобы им стало легче, когда мне самой так тяжело?

      – Я останусь, – говорю я и тут начинаю плакать.

      Мы сидим молча. Только я время от времени громко рыдаю. Диллон смотрит на дельфинов, а отец наклоняется к свечке, и ему удается ее зажечь. Огонек несколько секунд горит качающимся желто-золотым пламенем и гаснет. Ветер мгновенно уносит дым.

      Земля внизу сотрясается. Смотрю на берег и вижу, как бульдозер толкает гальку от кромки воды. Склон становится круче.

      Неожиданно картинка перед глазами дрожит и