Призвание России (сборник). Алексей Степанович Хомяков

вечерняя спускается роса,

      И дремлет дольний мир, и ветр прохладой дует,

      И синим сумраком одеты небеса,

      И землю сонную луч месяца целует,

      Мне страшно вспоминать житейскую борьбу,

      И грустно быть одним, и сердце сердца просит,

      И голос трепетный то ропщет на судьбу,

      То имена любви невольно произносит…

      Когда ж в час утренний проснувшийся Восток

      Выводит с торжеством денницу золотую,

      Иль солнце льёт лучи, как пламенный поток,

      На ясный мир небес, на суету земную, —

      Я снова бодр и свеж. На смутный быт людей

      Бросаю смелый взгляд: улыбку и презренье

      Одни я шлю в ответ грозе судьбы моей,

      И радует моё уединенье.

      Готовая к борьбе и крепкая, как сталь,

      Душа бежит любви бессильного желанья,

      И, одинокая, любя свои страданья,

      Питает гордую, безгласную печаль.

      Гордое сознание во всём присуще Хомякову. Очень характерно говорит он о гордости церковной: «Этим нравом, этой силой, этой властью обязан я только счастью быть сыном Церкви, а вовсе не какой-нибудь личной моей силе. Говорю это смело и не без гордости, ибо неприлично относиться смиренно к тому, что даёт Церковь». В другом месте он пишет: «Вы не обвините меня в гордости, если скажу, что я хоть сколько-нибудь возвратил человеческому слову у нас слишком забываемое благородство». Скрытность и самообладание Хомякова связаны с чувством собственного достоинства, с благородной гордостью характера. В нём нет интимности, нет экспансивности, нет лиризма, он не хочет являться людям безоружным. Алексея Степановича часто обвиняли в холодности, в бесчувственности. В моменты страдания он обладал способностью говорить на самые отвлечённые, философские темы, ничем не показывая своего волнения. Так было в момент смерти Веневитинова. Муханов вспоминает о Хомякове: «Особенно была замечательна способность (философского) мышления, которая не оставляла его ни в каких обстоятельствах, как бы они сильно ни затрагивали его сердца при самых глубоко потрясавших обстоятельствах. Таким образом, он продолжал рассуждать самым ясным и спокойным образом о предметах самых отвлечённых, как будто ничего тревожного не происходило в то время».

      Мать Алексея Степановича была по-своему очень замечательной женщиной, и нельзя не остановиться на её поступке относительно детей, имевшем большое значение в жизни А. С. Когда сыновья Марии Алексеевны пришли в соответствующий возраст, она призвала их к себе и высказала свой взгляд на то, что мужчина должен, как и девушка, сохранять своё целомудрие до женитьбы. Она взяла клятвы со своих сыновей, что они не вступят в связь ни с одной женщиной до брака. В случае нарушения клятвы она отказывала своим сыновьям в благословении. Клятва была дана и, по всем данным, была исполнена. Двадцати шести лет от роду Хомяков писал:

Признание

      «Досель безвестна мне любовь.

      И пылкой страсти огнь мятежный;

      От милых взоров, ласки нежной

      Моя не волновалась кровь».

      Так сердца тайну в прежни годы

      Я стройно в звуки облекал

      И песню гордую свободы

      Цевнице юной поверял,

      Надеждами, мечтами славы

      И дружбой верною богат,

      Я