Vita Christi Лудольфа Саксонского и позднесредневековое благочестие Воплощения. Чарлз Эббот Конвей (мл.)

запасания и легкого нахождения богословской информации, при этом каждый персонаж, событие, имя или предмет выступает как этикетка или шифр, который дает отправные точки для размышления: с их помощью можно научиться не только существенному содержанию Евангелия как целого, но и способу представлять себе вселенную в гармоническом соответствии с Евангелием.

      После описания этих персонажей Лудольф возвращается к самому шествию, таким образом приводя картину в движение. Симеон передает Иисуса Марии, затем группа движется к алтарю, “quae hodie representatur per universum orbem” («который сегодня представлен целой вселенной», I: 106). Иосиф и Симеон идут первыми, за ними Мария, несущая Иисуса, с сопровождающей ее Анной. Лудольф изображает это движение так, чтобы оно воспринималось читателями, подразумевающими свое собственное участие в процессии Сретения, как обычное:

      Sic et nos in ista die, missarum solemnia celebrantes, cereum accensum, per quem signifi catur puer Jesus, in manibus bajulamus, et processionem facientes usque ad altare deferimus et off erimus, recollentes illud lumen ineff abile quod Maria et Simeon hodierna die portaverunt in manibus. (I: 105)

      Так и мы в этот день, во время торжественной мессы, несем в руках зажженные восковые свечи, которые обозначают младенца Иисуса, и друг за другом подходим к алтарю и ставим на него свечи как бы в жертву, вспоминая тот несказанный Свет, который Мария и Симеон в этот день несли на руках.

      Обе отсылки – как литургическая, так и, по этому поводу, гомилетическая, – очевидны, поскольку евангельский текст используется здесь явным образом для прояснения церковного обряда, а упоминание «сегодняшнего дня», по меньшей мере, допускает возможность, что основой главы стала подходящая проповедь на праздник Сретения. Также очевидно здесь и кое-что еще, а именно (развивая наше понятие о зашифрованном языке размышления) то самое, что, делая конкретным вероучение, может охватывать не только образы в душе или даже перед телесными очами, но и, шире, «разыгрывание» этих аллегорических и символических событий. Итак, читатель (который в случае Жизни Христа должен был быть, вероятно, монахом) реальным образом делал прошлое настоящим. Более того, он мог совершить основанный на Евангелии обряд собственной жизни и собственных действий, и, говоря иначе, вновь сосредоточить собственное человеческое и духовное существование на постоянном ритме духовного развития.

      Мы видели, как Лудольф дает различные духовные трактовки одним и тем же повторяющимся группам персонажей и приостанавливает ход описываемых событий, чтобы развить различные коннотации этих фигур. В некоторых главах он может поразительно многократно осуществлять такое повторение, снова и снова возвращаясь к имени или понятию и делая последовательные отсылки, дающие новые коннотации. Иногда это повторение принимает вид простого воспроизведения, как в отрывке, непосредственно следующем за только что приведенным, где значения воска, фитиля и свечи – те, что уже обсуждались (см. I: 107). Как мы предположили, этого вида повторения Лудольф даже не пытался избежать, так как форма его сочинения как пособия для размышлений предполагала подход не простого синтеза, а анализа