Пунктирный. Андрей Фролов

в одну секунду – конечно же, Академ!

      Место, где наука пришла победить таежную глушь и принести городу новый миропорядок. Место, где первобытная беличья дичь мирно соседствовала с институтами и новейшими научными комплексами по расщеплению материи. Несмотря на вырубки, тут все же было чем полюбоваться. Особенно после шумного и пыльного центра.

      – Только представь себе, – голос Паштета эхом катался меж бетонных стен и оседал на микрофоне ноутбука. С переезда прошло уже больше недели, но он все еще сохранял наивное воодушевление, – ты живешь в огромном доме, в самой настоящей высотке. Но прямо за подъездной дверью тебя ждет первобытный лес! Лыжи зимой, велик летом! А воздух!

      Мишка, на экране компьютера дробящийся размытыми квадратиками, то ли скалился, то ли кривился. Крупные провайдеры на дом зайти еще не успели, потому приходилось довольствоваться приторможенным модемом-«свистком».

      – Не Морской проспект, конечно, – Паштет виновато пожал плечами, надеясь, что плохая связь донесет его жест до друга из далекого Сочи, – там вообще как в Москве хаты стоят… Но я доволен, до работы пешком ходить можно.

      Установив раскрытый ноутбук на сгибе локтя, Павел двинулся по квартире. Постарался делать это как можно плавнее, чтобы камера в деталях передала Гольцману масштабы его новых апартаментов. Сделал круг по комнате, показал просторный санузел, шагнул в кухню и развернул компьютер к темному кухонному окну, за которым прятался балкон.

      – Ну что, братюня, – Мишка улыбался и чесал горбатый нос, – надеюсь, ты не оскорбишься на откровенность? Но это жопа, а не квартира…

      – Открыл Америку! – Паштет не обиделся. Вернул ноут на низкий журнальный столик и по-турецки плюхнулся на край матраса, заменявшего кровать. – На ремонт не меньше месяца уйдет. Пока только зеркало в ванной приклеил, чтоб бриться не на ощупь…

      Он с улыбкой осмотрел голые серые стены; потолочную дыру со свисающей оттуда лампой-времянкой; дешевые пластиковые окна, еще облепленные пыльной транспортировочной пленкой.

      – Скажу по секрету, – он точно знал, что никаких соседей по этажу у него пока нет, но голос непроизвольно понизил, – дом только по бумагам сдан. По факту с водой каждое утро перебои. За свет вообще не платим, лифты не работают. Но это ерунда…

      – Как, напомни, твое гетто называется? – Бывший одногруппник покрутил пальцами у виска, словно и правда рассчитывал вспомнить. – «Эюя»?

      – Микрорайон «Щ». – Комолкин хохотнул. – Еще «Щаковкой» зовут. Согласен, Монмартр звучит благороднее, но я не жалуюсь. Как посветлее будет, вынесу комп на балкон, сам увидишь – верхушки сосен так близко, что только руку протяни!

      О том, что для этого нужно было иметь руку великанскую, Паштет уточнять не стал: ровный строй соснового леса растянулся параллельно его многоэтажке в сотне метров к северу, сразу за гигантской пустынной парковкой.

      – Ага, точно, а дом твой там по волшебству вырос, – покривился Миха. – Небось все сосенки повырубали, гады.

      – Отчего же все?! – дурашливо изумился Паштет. – Только через одну!

      Перед глазами внезапно встала сюрреалистичная картина: мужчина в белом лабораторном халате и оранжевой строительной каске неспешно бредет по летнему лесу; в одной руке у него кисть, в другой – банка густо-черной, будто смола, краски. Гуляя меж сосен, он через один пачкает комели широкими росчерками дегтя. Срубить-оставить. Точка-тире, точка-тире…

      – Хорошо, что Настюха тебя не слышит, – хмыкнул Миша. И боязливо оглянулся через плечо, будто жена могла подслушивать. – В последнее время совсем загоняется по экологии, того и гляди веганами стать предложит… Зайчик, нам нужно серьезно поговорить – теперь ты официально козел.

      Посмеялись, отчего по комнате снова загуляло тревожное гулкое эхо. Глотнув остывшего чая, Пашка кивнул в крохотную камеру над дисплеем:

      – Говорят, в советские годы главный районный архитектор это место специально не трогал… То ли за редкими птицами тут наблюдал, то ли красоты трогать не решался, то ли старожилов наслушался…

      – Знакомая история, – Гольцман откинулся на спинку офисного кресла и оправил подведенный к губам микрофон гарнитуры. – Но рыночная экономика таки диктует, верно?

      – Лично я тоже считаю, – Паштет пожал плечами и прислушался к себе, пытаясь определить, не врет ли сам себе, – что смертельного в этом нет. Не убудет от миллионного бора, если в нем пару десятков сосен выкорчевать. Аккуратно, заметим, по линеечке.

      Нет, не врал, подсказало сердце. И дело не только в том, что в одном из таких пограничных домов ему выпало чудом выхватить очень дешевую квартиру. От бора и правда не убудет, а людям жить негде.

      – Вообще-то, конечно, глушь несусветная… – Комолкин откинулся назад и оперся на вытянутые руки. – Остановка одна всего. Магазинов толковых нет, в ларьках сплошная просрочка. Строек замороженных вокруг, как грибов; ночью во дворах можно не только ногу, но и шею свернуть. Но я привыкну, бро.

      – Ага, привыкнешь. – Миха снова хохотнул. – Посмотрим, как станешь к