Я тебя выдумала. Франческа Заппиа

ь лобстеров? Они выглядели такими печальными: взбирались друг другу на спины, шевелили усиками, их клешни были стянуты резинками.

      – Хочешь купить одного?

      Прежде чем Голубоглазый заговорил, я увидела его отражение в стекле. Большие голубые глаза. Цвета голубики. Нет, светлее. Цвета океана. Нет, не такие зеленые. Насыщеннее, чем самый голубой из моих карандашей.

      Трубочка, прижатая к горлышку бутылки с «Ю-ху», выскользнула из моих губ.

      – Ну что, покупаешь? – снова заговорил мальчик. Я отрицательно помотала головой. Он поправил свои очки, и они переместились с кончика носа на усыпанные золотистыми веснушками щеки. Грязный воротничок рубашки сдвинулся набок, и показалось столь же веснушчатое плечо. Мальчик поморщился от долетевшего до него вонючего запаха рыбы и тины.

      – Ты знаешь, что самые древние ископаемые лобстеры относятся к меловому периоду? – спросил он. Я опять отрицательно помотала головой – надо будет узнать у папы, что такое меловой период, – и сделала долгий, заткнувший мне рот, глоток молока.

      Голубоглазый почему-то пялился на меня, а не на лобстера.

      – Animalia Anthropoda Malacostraca Decapoda Nephropidae.

      На последнем слове он слегка запнулся, но это не имело никакого значения, потому что я все равно ничего не поняла.

      – Люблю латинские названия животных и растений, – пояснил мальчик.

      – Понятия не имею, о чем ты, – ответила я.

      Он снова поправил очки и сказал:

      – Plantae Sapindales Rutaceae Citrus.

      – А это что значит? – поинтересовалась я.

      – Ты пахнешь лимонами.

      Я возликовала – ведь он сказал: «Ты пахнешь лимонами», а не «У тебя красные волосы».

      Я знала, что у меня красные волосы. Их трудно не заметить. Но даже не догадывалась, что, оказывается, пахну фруктами.

      – А ты пахнешь рыбой, – съязвила я.

      Он понурился, щеки, на которых красовались веснушки, вспыхнули:

      – Знаю, – тихо произнес мальчик.

      Я попыталась отыскать глазами маму. Она по-прежнему стояла в очереди к прилавку, и было незаметно, чтоб она жаждала моего общества. Я взяла Голубоглазого за руку. Он подпрыгнул на месте от испуга и посмотрел на наши сцепленные руки, будто случилось что-то волшебное и одновременно опасное.

      – Давай дружить, – сказала я.

      Мальчик посмотрел на меня и снова водрузил очки на переносицу.

      – Давай.

      – Хочешь «Ю-ху»? – С этими словами я протянула ему бутылку.

      – Что это такое? – спросил он с опаской.

      Я поднесла бутылку чуть ближе к его лицу на случай, если Голубоглазый совсем плохо видит. Он взял ее и изучил соломинку.

      – Мама не разрешает мне пить после кого-то. Говорит, это негигиенично.

      – Но оно же шоколадное, – возразила я.

      Мальчик неуверенно посмотрел на бутылку, затем все же сделал символический глоток и вернул мне.

      А затем, вроде даже не шевельнувшись, молча, но вполне определенно наклонился вперед, чтобы сделать еще один.

      Как впоследствии обнаружилось, Голубоглазый знал не только латинские названия растений и животных. Он знал все. Знал, что почем в магазине. Сколько стоят все лобстеры из аквариума (сто один доллар, шестьдесят восемь центов, без учета налога с продаж). Знал имена и фамилии всех президентов и кто за кем управлял страной. Знал римских императоров, и это впечатлило меня еще больше. Ему было известно, что окружность Земли равняется сорока тысячам километров и что только самец кардинала ярко-красный, а самка нет.

      А еще он знал слова.

      Абсолютно все.

      Такие, как дактилион, и бронтид, и петрикор. Слова, значение которых моментально улетучивались из моей памяти.

      Я не понимала большей части того, что он говорил, но мне было все равно. Голубоглазый был моим первым настоящим другом.

      И еще – мне нравилось держаться с ним за руки.

      – Почему ты пахнешь рыбой? – спросила я. Разговаривая, мы медленно, большими кругами, ходили по центральному проходу.

      – Я был в пруду.

      – Зачем? – продолжила я свой допрос.

      – Меня туда бросили.

      – Как это? – удивилась я.

      Он пожал плечами и наклонился, чтобы почесать ноги, заклеенные полосками пластыря.

      – Почему ты весь израненный?

      – Animalia Annelida Hirudinea.

      Он словно выругался, при этом стал чесаться еще яростнее. Его щеки вспыхнули, а глаза сделались водянистыми. Мы снова остановились у аквариума.

      Один из продавцов вышел из-за прилавка с морепродуктами и, не обращая на нас никакого внимания, открыл крышку аквариума. Запустил в него свою руку в перчатке, достал мистера Лобстера, закрыл люк и унес «добычу».

      И тут мне в голову пришла идея.

      – Пойдем! – Я потянула Голубоглазого за аквариум. Он вытер глаза. Я таращилась