Александр Цыбулевский. Поэтика доподлинности. Павел Нерлер

и раскованностью формы и лиричностью.

      Настоящая книга – классический «долгострой», она готовилась долго, очень долго – уже более 15 лет. В ее первоначальный замысел входило нечто вроде «Полного собрания сочинений» Александра Цыбулевского, предположительно в двух томах. Том первый – его поэзия и проза, том второй – его критическая проза и записные книжки.

      Обстоятельства же таковы, что настоящее издание – это, в сущности, второй том воображаемого двухтомника. При этом учитывалось и то, что большая часть стихов и прозы Цыбулевского уже выходила к читателю.

      В предлагаемом же читательскому вниманию издании большинство текстов не видело не только книжного переплета, но и вообще света.

      Книгу открывает большая вступительная статья Павла Нерлера – «Этюды о Владельце Шарманки», где рассматривается все творчество Цыбулевского, включая его поэзию и прозу. Большинство ссылок на авторские тексты в статье дается по «Владельцу Шарманки» (Тбилиси: Мерани, 1973) – главной прижизненной книге поэта (обозначаются простым указанием страниц в этом издании), остальные даются по другим изданиям (см. список сокращений и библиографию).

      Корпус текстов самого Цыбулевского состоит из двух больших разделов. Первый – это критическая проза поэта, составленная из нескольких своего рода «разговоров»: о переводах поэм Ваша Пшавела (предмет защищенной диссертации), об Александре Блоке (чьи записные книжки – предмет другой его диссертации, не защищенной, точнее, не защищавшейся) и об Осипе Мандельштаме (предмет читательской любви Цыбулевского на протяжении всей его жизни). Большинство цитат в этом разделе по памяти.

      Второй и главный раздел – это записные книжки поэта. Он вел их начиная с лета 1964 г. и, по-видимому, до того времени, когда рука еще могла водить ручкой по бумаге. Уже во второй по счету книжке Цыбулевский находит слова для выражения как бы скрипичного ключа к этому занятию: «…Записная книжка – в ней не столько факты – сколько проба на музыку».

      Всего их было, предположительно, от 90 до 100 – книжечек и блокнотиков, исписанных некрупным и довольно разборчивым почерком Александра Цыбулевского. Первые 70 были последовательно пронумерованы, из них 17 (№ 11, 20–23, 28, 33–34, 41–43, 45–49 и 69) до нас не дошли. Еще 14 оказавшихся в нашем распоряжении книжек были без нумерации; выстроенным в хронологическом порядке, им присвоены номера от [71] до [84]. Таким образом, в настоящее издание включено 68 записных книжек А. Цыбулевского.

      Источником текста послужила рукописная копия, сделанная Тамарой Фрадкиной вскоре после смерти поэта: оригиналы предоставила К. Вольфензон-Цыбулевская, вдова А. Цыбулевского, но комплект этот уже не был полным (можно предполагать, что в него не вошли и самые последние записные книжки, написанные уже больным автором). В процессе подготовки этого издания «список Т. Фрадкиной» был набран (В. Василевской), сверен (Н. Поболем и мной) и возвращен в семью поэта, перебравшуюся к этому времени в Израиль. Оригиналы же дневников хранились, как говорили, у Гаянэ Хачатрян: что стало с ними после ее смерти, выяснить не удалось.

      Пунктуация, почти отсутствовавшая в оригинале, при публикации приведена к современным нормам. Вместе с тем сохранены характерные особенности написания отдельных слов (например, «чорт»), а также устойчиво встречающиеся авторские знаки. Так, значок «/~» означал намеченное, но не заполненное еще словами пространство будущей поэтической строчки (но не реже он пользовался для этого же чередой точек). Авторскими являются и скобки: в сущности, они «намекают» собой на то, что записные книжки – в случае Цыбулевского – один из уровней его словесности, подготовительный по отношению и к поэзии, и к прозе, и к критической прозе. Примечания к записным книжкам принадлежат составителю.

      Цыбулевский вел записные книжки регулярно, но не ежедневно, как в путешествиях, так и в родном Тбилиси. Если прозу Цыбулевского многие рассматривают как подстрочник к его поэзии, то его записные книжки – точно такой же подстрочник, но к прозе, точнее и к поэзии, и к прозе. И хотя отдельные их фрагменты и совпадают с позднее опубликованными текстами (либо являются их явными черновыми редакциями), те, кто сумел уже ознакомиться с этими записными книжками, именно их относят к вершинным творческим достижениям Цыбулевского.

      Третий раздел – изобразительный, состоящий из двух блоков. Первый – это фотобиография Александра Цыбулевского, портреты и фотографии его самого и его близкого семейного и дружеского круга, а второй – художественные фотографии, сделанные самим Цыбулевским. Костяк этого раздела составили материалы из собраний Киры Вольфензон-Цыбулевской (по сути семейный архив поэта), Коммунэллы Маркман и Вадима Ковды, а также единичные иллюстрации, поступившие от разных лиц (Георгия Антелавы, Лали Маргвелашвили, Изабеллы Побединой, Бориса Гасса, Тамары Фрадкиной, Баси Хволес и Ирины Смеловой). В оформлении обложки использована фотография А. Цыбулевского «Старый Тбилиси днем».

      Завершают книгу приложения. Первое из них – подборка из обнаруженных в архиве литературоведческих текстов Цыбулевского разных лет. Это довольно большой текст о ритме в художественной прозе: возможно, первый вариант дипломной работы Цыбулевского на филфаке