Два коротких рассказа. Майкл Финберг

ection>

      Чёрное и белое напряжение

      Первая воронка:

      О, милый мой дневник!

      Место действия: грязный, бьющийся в лихорадке Берлин, сентябрь 1993 года; открылась огромная и отвратительная воронка, она угнетает Евразию и я сам теперь еду на этом громадном поезде-воронке. Метро здесь так необычно – оно кармическое, а каждая станция, как прожитая жизнь. И вот она перед нами, измождённая история Германии в этом изменяющемся пространстве, когда на этих высоких и повторяющихся уровнях начинает вздыматься необъятная сложность.

      Думаю, настало время поискать этот такой безрассудный скрытый порядок, что едва укрыт под дурными и странными поверхностями; а увидев это сложное явление сквозь несущую структуру множественных уровней, начинаешь понимать, что мы имеем дело с необходимым спектром нестабильности, который всегда ведёт к физическому, плохому, сильному напряжению; и это именно тут, в огромном и расхристанном центре воронки, столь остро ощутимо подозрительно некрасивое явление: «белое и чёрное напряжение». Понимаете, каждое дьявольское тоталитарное сознание терпеть не может усложнённости, оно всегда стремится к крупномасштабному «чёрному решению»; то есть мрачному и громоздкому удару «чёрного напряжения». Это напряжение визжащих коричневых и красных руин, так глубоко укрытых под печальной землёй, где грязные демоны принимают это тошнотворное жертвоприношение для Германии, пока я стою там, где печатали шаг нацисты.

      И этот сумасшедший отплыв дает нам столь необычную форму белого напряжения, а отвратительным ответом на него всегда бывает мощный и громоздкий удар – так треснуть, чтобы расплющить. Так вот, это и является главным способом ответа, вызванного страданием, на все виды духовной сложности. Немножечко кайфа, а потом немножечко стукнуть, и всё это откатывается к хорошо знакомой гадости «белого напряжения». Только что раскололось в своих рядах старое да резвое отродье коммунистов, но тем не менее мы едва только начали присматриваться к этой воронке. Длинный поезд-воронка пыхтит, катя в Прагу.

      Ледяное дуновение Борея:

      А это моё тайное, маленькое жутковатое место. И это большой рассказ о Любви посреди воронки; я угрюмая маленькая вещунья, а это мой опустевший город. И да, тут всё гудит от громкого и одновременно едва слышного эха слабо уловимой формы «напряжения» в Старе-Место; тут такое непостижимое и чудесное равнение энергий полоумного прошлого на благословенное единение центров, так велик таинственный танец, возвещающий бракосочетание с богиней; так безобразна подавленная «карма» самого изысканного ритуала ухаживания; и так тяжела встреча центров сердец, где сила всегда достигает своего пика; и так стара эта история о напряжении, которое проявлялось столь зловеще и грязно. И вот он, глупый и злой человек, который сумел выжить; его высшие «чакры» вдавлены, его нижние «чакры» разворочены взрывом; и вот, пожалуйста: первое же сочетание в его сознании становится настолько авторитарным, что ведёт напрямую к убийствам. Это сознание, которое само себя сузило, чтобы только не навредить себе, и ничего удивительного, что в кармане у таких людей лежит билет, только в одну сторону – в город Прибийск.

      И вот оно, то что мы теперь все называем «чёрным напряжением», лишённое свободы на всех уровнях, от телесного до духовного; а тут ещё и вечно спешащее второе сочетание сознания, рвущееся от анархизма напрямик к самоубийству; это сознание, которое само себя распахнуло настежь, чтобы только себе не навредить; у того в кармане лежит, не шелохнётся, билет первого класса в город кайфа, с его пресловутыми закрученными проспектами. Это ни что иное как «белое напряжение», со всей потерей собственной индивидуальности на всех уровнях, от самых приземленных до наиболее духовных. И как видите, именно это мы все называем разбросом реакции на какие-либо виды духовного напряжения.

      Поймите, Прага в этот овеянный ледяным дыханием вечер просто подхватила вирусную лихорадку, а в наши дни много необычного появляется просто ниоткуда, и бывает, что большое исцеление насыщено своего рода высоким напряжением, и может так оказаться, что несуразная карма как раз и окажется уместна для созревающей любви, исполненной невероятного уважения, когда лбы соприкасаются в некоей алхимии, совершенной для таинственных пионеров Евразии, что шагают в бриллиантовом блеске множественных Старе-Мест, где можно без лживого жеманства лелеять безграничные поля сознания.

      Теперь невидимое «белое напряжение» неудержимо влетает в воронку; всасывается в Берлине, выскальзывает в Москве. О, как хрупка и болезненна моя любимая, как прекрасна и избалована, просто замершая в своем развитии, такая красивая и неотразимая. Так священна в совершенстве кожи и тонких формах тела, изваянного щедрой природой.

      Я вижу, как в городе волшебницы восходит солнце, сворачивая капли света как свежую кровь; затхлый чердак этого города до предела заполнен величием магии. Тут, в старом районе Йозефов, стоит большой и чёрный тигель волшебницы. Лучше места для долгих оргазмов духа найти просто невозможно. Тут сплетаются в своём величии малые и невесомые лёгкие; тут чудесным образом встречаются «яб» и «юм», они были