Похороны куклы. Кейт Хэмер

занимались, где находили место. Деревья хранили их тайну, но теперь тайна растет день за днем. Однажды, когда он был у нее внутри, она взглянула вверх, в головокружительную паутину веток и листьев, которая словно кружилась от радости, как карусель. Теперь деревья напоминают ей высокие виселицы.

      Она на мгновение останавливается в ошеломлении, потом передергивается и спешит дальше.

      6

      Рубашка

      31 августа 1983

      Мысль пришла с чудесной быстротой. Как все удачные мысли.

      У плиты лежал коробок спичек, и розовые головки внутри принялись меня звать, точно у них были тоненькие писклявые голоса. Любимая рубашка Мика нашлась среди других вещей в желтой пластмассовой корзине для белья. Я затолкала ее под джемпер и вышла из дома со спичками в кармане, остановившись для того, чтобы захватить керосин из сарая.

      В укромной чаще пропитанная керосином рубашка занялась быстро. Вскоре она превратилась в горящего человека, – горящего Мика, – колотившего от боли руками по голой земле. Она почернела, съежилась и распалась. Я завороженно стояла, все еще держа в руке дымящуюся спичку, пока не заметила, как закачался сбоку от меня куст остролиста.

      – Кто там?

      Из куста выпуталась фигурка в джинсовых шортах, повизгивавшая от боли из-за шипов остролиста. Восьмилетний Джо, живший в трех домах от нас. Я была самой старшей из детей на нашей улице. По утрам за мной следила вереница маленьких глаз, когда я шла в одну сторону, к большой школе, а все они – в другую, к маленькой. Джо, как и остальные, с виду был лесным ребенком с ободранными ногами и слегка грязноватыми волосами.

      – Остролист – не лучшее место, чтобы прятаться, – сказала я.

      Он стоял, жевал, до меня доносился сладкий запах жвачки «Базука».

      – Что ты делаешь? – наконец спросил Джо.

      – Жгу отцовскую рубашку, потому что я его ненавижу, но ты никому не должен рассказывать. Дай слово.

      Он выдул большой розовый пузырь и, когда тот лопнул, ободрал его с лица и сунул обратно в рот.

      – Не скажу. Мама говорит: как он с тобой обходится, это уголовка.

      Я передернулась и натянула рукава пониже, чтобы не было видно синяков.

      – Давай иди домой, и не забудь: рот на замке.

      Он убежал, а я затоптала пепел, и по мне прошла волна страха, едва не сбившая меня с ног. Я почувствовала, что мне снова лет пять, и в замке поворачивается ключ Мика.

      Я сосредоточилась на обугленных останках, лежавших передо мной, и глубоко задышала. Этот день вовеки будут помнить как «день горящей рубашки», сказала я деревьям. Пластмассовые пуговицы не сгорели, но оплавились в огне; втаптывая их в землю, я заметила, что металлические наконечники воротника уцелели. Они были еще горячими и обожгли мне пальцы, когда я клала их в карман.

      Когда я возвращала спички к плите, по всей моей коже побежали мурашки из-за того, что я сделала. Не хватало всего одной спички, а я наблюдала, как очертания Мика корчатся на земле. Несмотря на страх, это было прекрасно.

      В тот вечер я увидела по телевизору