Занимательное любвоведение. Повести и рассказы. Леонид Канашин

ей сегодня уже говорили несколько раз, и вот она снова звонит.

      «Да, мама… Да, всё хорошо!.. Нет, я не опоздал, я уже сижу в вагоне!.. Нет, ничего не забыл!.. Я вообще не буду окно открывать, не беспокойся, пожалуйста!.. Да, да, я позвоню обязательно!.. Спасибо!.. Папе привет!.. Ну, всё, мам, всё…»

      Уф-ф!.. Через полгода я получу диплом юриста, а она опекает меня, будто я в детсадовской группе…

      Я достал из сумки томик Прево, купленный на вокзале, и прикинул количество страниц – до Питера должно хватить. Хотя ехать предстояло ночью, в поезде мой организм спать упорно отказывался.

      За окном было сумрачно и мело. Пассажиры, спасаясь от ветра и мороза, спешили пройти в вагоны. И только два человека, занятые беседой, казалось, не замечали стужу. Один из них, высокий, сутуловатый мужчина лет тридцати, не имел при себе никакой поклажи и являлся, судя по этому, провожающим. Другой, ниже ростом и моложе, держал в ногах брезентовый рюкзак. Его лицо показалось мне знакомым. Я вгляделся: неужели Гриня Кавалеров?..

      С Григорием Кавалеровым мы учились в одном классе Академической гимназии при Санкт-Петербургском университете. В гимназию тогда принимали только лучших школьников Питера и Ленинградской области, но Григорий (мы его звали Гриней) всё равно выделялся среди нас своими знаниями и способностями. Директор гимназии и все преподы не могли на него нарадоваться, а училки, слушая его ответы, натурально плавились от умиления – ко всему прочему он обладал завидной, просто ангельской какой-то красотой.

      Обычно пацаны таких не любят, но к Грине это не относилось. Он был свой парень. Жил он, как и все иногородние, в интернате при гимназии, а по воскресеньям отец забирал его домой в Гатчину. Гринин отец владел там нехилым бизнесом – сетью продовольственных магазинов и салонов связи. Мать Грини, как я знал, умерла, когда он ещё не учился в гимназии.

      Гриня окончил гимназию с золотой медалью, что означало практически автоматическое зачисление на любой факультет университета, но осенью мы не нашли Кавалерова в списке студентов. Слухи по этому поводу ходили самые разные. Большинство считали, что отец отправил его учиться в Англию, то ли в Кембридж, то ли в Оксфорд. Были и такие, что говорили, будто он связался с лимоновцами и участвовал в нападении на приемную Государственной думы, после чего его, якобы, осудили и сослали на Колыму.

      Послышался гудок, Гриня (я уже не сомневался, что это он) обнялся с провожающим, затем тот перекрестил его троекратно. Кавалеров закинул рюкзак на плечо и направился в вагон. Я вышел из купе. Через минуту Гриня показался в конце коридора. «Не беспокойтесь, я сама вам всё принесу и сама всё сделаю…» – нежно пела ему вслед пожилая проводница, и я понял, что прошедшие годы не отняли у Грини его природного обаяния.

      Переходя взглядом от таблички к табличке, он добрался до моего купе и тут только обратил на меня внимание и сразу узнал.

      «Лёшка, ты?!»

      «Здорово, Гриня!»

      Мы пожали друг другу руки.

      «Ты в этом купе?» – спросил Гриня.

      «Да! Ты тоже?.. Вот замечательно!..»

      Кавалеров прошёл в купе. В это время поезд тронулся. Гриня приблизился к окну и помахал рукой.

      «Друг меня провожал, – пояснил он минуту спустя, снимая куртку и садясь напротив. – Да ты, может быть, помнишь – Тимофей?»

      Я не помнил. Мы не настолько тесно дружили с Гриней в гимназии, чтобы я мог знать всех его друзей. Несколько секунд мы сидели молча. Григорий был моим ровесником, но сейчас, несомненно, он выглядел гораздо старше меня. Ангелочком его теперь никто бы не назвал. Сейчас он скорее напоминал молодого греческого бога. Широкоплечего такого, с обветренным лицом, греческого бога в джинсе и меховых унтах.

      «Ну что, Гриня, отметим встречу?.. Может быть, пива?..»

      «Для такой встречи можно и что-нибудь покрепче».

      Через полчаса бутылка виски, купленная нами в ресторане, потеряла уже половину своего содержимого; во всем мире не было людей более близких друг другу, чем мы с Гриней, и он рассказывал мне свою необыкновенную историю.

      Я перескажу её, чтобы не утомить читателя, как можно короче, стараясь в то же время не упустить в своём повествовании ничего действительно важного.

***

      Свой рассказ Гриня повёл с того дня и часа, когда мы с ним виделись в последний раз. Это было утро после выпускного вечера. Расставшись с нами на набережной Невы, он поехал к Тимофею в общежитие Ветеринарной академии. Тимофей был Грининым земляком, а также давним другом его старшего брата. Тимофей и Гринин брат учились в Гатчине в одной школе и вместе поступили в Санкт-Петербургский университет. Учеба в университете у Тимофея не заладилась, и перед второй сессией он по поддельной справке взял академический отпуск. Год он проболтался, подрабатывая на рынке грузчиком, затем вернулся в университет, но споткнулся на первом же экзаменационном барьере. Его всё-таки отчислили и сразу призвали в армию. После армии он какое-то время никак не мог определиться со своей судьбой, затем его прибило к «зелёным» и он понял,