Умножающий печаль. Георгий Вайнер

почему выгонит?

      – Она квартиру продавать надумала, ей сдавать невыгодно. Ей, мол, двадцать штук предлагают…

      – Ладно, поехали к тебе. Питерских ментов жалко.

      – При чем здесь менты?

      – Ну представь, завтра на заре ловят они на Московской заставе нашу тачку, в которой едут два давно заледенелых трупа. Ну скажи на милость, выдерживают такое человеческие нервы? Даже если ты человек-мент?

      – Не выдерживают, никогда, – согласилась Лора. – Поворачивай на Кольцевую, поедем ко мне.

      – Поедем. А ты с утра вызывай хозяйку и вели по-быстрому оформлять на тебя документы…

      С трудом шевеля синими от холода губами, Лора сказала:

      – Какие документы? А деньги?

      – Деньги – прах! Фарт нужен!

      – Сумасшедший! – вздохнула Лора. – И врун. Все равно – поехали! Едем?..

      – …Ну, ты что? Берем бабки и едем! – нетерпеливо дергала меня Лора.

      – У меня дружок был, фарцовщик, – по-прежнему не глядя ей в лицо, вспомнил я. – У него кличка была Берем-едем.

      – И что?

      – Нет, ничего… Застрелили его отморозки в Сочах.

      – Царствие ему небесное! – торопливо посочувствовала Лора, обуянная грандиозными планами. – Приступаем к помыву и причесону?

      – Обязательно! Все сделаем, как ты сказала. Только совсем по-другому…

      СЕРГЕЙ ОРДЫНЦЕВ: ПОЧЕМ В МОСКВЕ СРЕБРЕНИКИ

      Питбуль Мракобес кровяным оком следил за каждым моим движением, неохотно, на миг, отрываясь, когда Серебровский кидал ему время от времени кусочки сыра и ветчины. Пес глотал с металлическим чавком, обязательно облизывал руку хозяина, но и в этот момент не спускал с меня настороженного взгляда.

      На открытой террасе, где мы завтракали, посреди благостного барвихинского ландшафта, у сервировочного стола замерли неподвижно и беззвучно два официанта – молодые крепкие парни в белоснежных крахмальных рубашках и черных, тщательно отглаженных брюках с блестящим шелковым лампасом. Вообще-то формой и выправкой они больше смахивали на вахтенных лейтенантов океанского корабля.

      Кофейный сервиз здесь был лиможского фарфора, салфетки – будто из пиленого рафинада, ложки тяжелые, с монограммами – на всем печать роскоши, шика, дороговизны, и меня удивляла собственная плебейская неприязнь ко всему этому. Я боялся, что это – изнанка зависти. Но ведь видит Бог – не завидую я этому ничему!

      – Так что, я подотчетен твоему шефу безопасности? Сафонову? – спросил я.

      – Никогда, – мягко ответил Серебровский. – Ты подотчетен только мне. С Кузьмичом вы оперативно взаимодействуете. В рамках твоей задачи ты ему мягко и деликатно предписываешь все необходимые действия.

      – А если он не согласится?

      – Придет ко мне и спросит об указаниях. Я скорее всего велю выполнять.

      – Обидится, наверное? – предположил я.

      – Это его проблемы, никого не интересует. С сегодняшнего дня тебе выделят кабинет, где-нибудь рядом со мной. Тебе понадобятся секретарша и водитель.

      – Водитель