Акушер-ХА! (сборник). Татьяна Соломатина

Жрец сверлил меня взглядом без тени улыбки.

      В общем, надув щёки (исключительно с целью не расхохотаться), я произнесла приветственный спич:

      Садитесь, я вам рад. Откиньте всякий страх

      И можете держать себя свободно,

      Я разрешаю вам. Вы знаете, на днях

      Я королём был избран всенародно,

      Но это всё равно. Смущают мысль мою

      Все эти почести, приветствия, поклоны…

      Я день и ночь пишу законы

      Для счастья подданных и очень устаю…[4]

      В гробовой тишине Сверчковский прожигал меня аргонной сваркой своего взгляда. Его маска… то есть очки – запотели. Все остальные члены комиссии уткнулись носами в стол. Декан мимикрировал и слился со стеной. Первым отмер добродушный старичок Носкетти.

      – Быть может, психиатрия? У меня как раз есть вакантное местечко на кафедре. На четвёртом курсе девочка написала замечательную работу «К вопросу о влиянии дигоксина и тетрагидроканнабиола на творчество ранних импрессионистов», а её замечательная поэма «Нет туйона – нет ушей, хоть завязочки пришей!» до сих пор цитируется всеми сотрудниками и пациентами клиники.

      – Уж лучше тогда наркология.

      Все оглянулись в поисках источника реплики.

      – Полякова, ты же ходячее наглядное пособие о дурном влиянии этилового спирта на неокрепшие умы! – голосом декана сдавленно продолжало шептать белое пятно на белой стене.

      – Ой, вот только не надо, Александр Иванович, – парировала я. – А кто на олимпийской базе в Стайках у меня последнюю бутылку водки экспроприировал с воплями: «Грабь награбленное!»? А потом полночи фальшиво распевал под окнами: «Я люблю вас, я люблю вас, Ольга», хотя никакой Ольги у меня в номере не было?!

      – Ага! Зато Примус там был! Я всё видел! Он утром к проруби купаться без трусов вышел, чем окончательно деморализовал спортивный дух! – взвизгнул декан, вдруг неожиданно проявившись всеми цветами радуги. Поперхнулся и добавил солидным баритоном, обращаясь к комиссии: – Татьяна Юрьевна – спортсменка и не раз защищала честь нашего вуза на соревнованиях.

      – Отличница, комсомолка, спортсменка, – изрёк главнокомандующий тоном статуи Железного Феликса.

      – Я ещё могу басню Крылова и матросский танец «Яблочко», – с подобострастной готовностью предложила я.

      – Апухтина вполне достаточно, – неожиданно миролюбиво сказал Сверчковский. – Татьяна Юрьевна, что вы хотите?

      – Я хочу мира во всём мире, «от каждого по способностям, каждому по потребностям» и писателем хочу. Чтобы быть.

      – Я же говорю – психиатрия! – подал очередную реплику неугомонный Павел Иосифович.

      – Татьяна Юрьевна, я наслышан о неиссякаемом потоке вашего острословия от Николая Валериевича, – мхатовская пауза главы комиссии позволила всем членам, которые с предыдущей серии всё ещё оставались в танке, осознать значимость

4

Апухтин. Сумасшедший.