Созвездие Льва, или Тайна старинного канделябра. Диана Кирсанова

на следующий день она рыдала, забившись в угол дивана, захлебываясь слезами и пряча в ладонях мокрое лицо. Ручейки соленой влаги просачивались меж пальцев, стекали по рукам, падали на безнадежно испорченное, смятое платье.

      – Ника, Ника, ну ты что? Что ты? – испуганно спрашивал Павка и гладил ее по встрепанным на этот раз безо всякого его участия волосам. – Что ты? Обидели, да? Я тебя обидел? Ну скажи, что я сделал? Поздно пришел? Да? Ты ждала меня раньше? Но я же звонил… Я предупредил…

      Ах, да разве в этом было дело! На минуту подняв голову от ладоней, она увидела его расстроенное лицо со спутанной, упавшей на лоб челкой, разбросанные по полу открытки, цветы, сувениры – они выпали из его рук, как только Павка вошел в комнату и увидел плачущую жену, – и заскулила, словно брошенный щенок, и отвернулась к спинке дивана, и зашлась в новой волне плача.

      – Да что с тобой, наконец?! – Он с силой развернул Веронику к себе. – Хватит, Ника, все! Немедленно рассказывай мне, что тут произошло! Слышишь?

      – Его нету-у… Его не доставили-и… Я не могу тебя поздра-ви-ить… – запинаясь, выдавила она из себя в конце концов. И новый фонтан слез заглушил эти отчаянные слова.

      – Кого?

      – Дракона…

      – Какого еще дракона?

      – Бронзово-ого… К-который канделябр… Я купила… В под… в пода-а-арок… А его не доста-аавили-ии…

      Было так обидно, что внутри все сжималось, будто кто-то взял ее за горло холодной, костлявой рукой. Вздрагивая от плача, она снова подняла на мужа глаза с треугольничками слипшихся ресничек. Даже сейчас, с распухшим от слез носом и плаксиво растянутым ртом, Вероника оставалась удивительно хорошенькой. Но в глазах мужа, который подумал как раз об этом, она почему-то разглядела не тайное любование, а сухой упрек.

      – Па-авка… Прости-и… я… я… я…

      – «Я… я… я…» – слегка передразнил он, силой удерживая Веронику от новой попытки спрятать лицо в ладонях. Свободной рукой полез в боковой карман, вынул носовой платок – даже сложенный вчетверо он был довольно внушительных размеров. – Давай сюда свое «Я». Ну? А теперь сморкайся! Во-от. И глазки вытрем. И щечки оботрем. И на ножки встанем – опа! – и пойдем-ка умываться холодной водой, чтобы не портить мужу настроение: в такой день.

      – Павка, я… Честное слово…

      – Рева ты корова, а не «честное слово»! Я ж чуть не чокнулся – думал, случилось что. А ты из-за какой-то ерунды… Кто же так встречает любимого мужа, да еще в день рождения, вот скажи, а?

      – Да я как раз… я…

      – Что ты? Пирог пекла?

      – Пекла.

      – С яблоками?

      – Да. И с курагой.

      – Ну вот! Это ж самое главное!

      Он щелкнул Веронику по красному носу, засмеялся и погнал умываться, небольно хлопнув пониже спины.

      Десять минут спустя они сидели за празднично накрытым столом и улыбались, глядя друг другу в глаза. Хорошее настроение возвращалось.

      Хотя Вероника, изредка бросая взгляд на свечи, которые Павка закрепил на простых блюдцах, предварительно капнув на них воском,