Сквозь переборки. Александр Покровский

про что?

      – Я про удар мечом.

      – Мечом? Это был меч?

      – А-а-а! Так все-таки был? – Дима обрадовался. – Был меч!

      – Хорошо, – усмехнулся Женя, – допустим, был!

      Дима немедленно нахмурился:

      – Ты со мной разговариваешь как с больным.

      – А я должен с тобой разговаривать как со здоровым?

      – Я не сумасшедший!

      – Да? А как ты объяснишь то, что только что говорил на древнемонгольском языке?

      – А я говорил?

      – Да!

      – Ты знаешь монгольский?

      – Я знаю слово «Чингисхан»!

      – И я говорил, что я – Чингисхан?

      – Не знаю, – Женя смотрел на него внимательно, – но ты долго говорил. И это был не бред. То есть бред, конечно, но уж очень осмысленный.

      – Ты считаешь, что я болен?

      – А ты как считаешь? Мечи? Что там еще? Копья? Стрелы? Исчезающие шрамы? Что еще? Действительно, у тебя колоссальное здоровье! Дай я послушаю сердце.

      От Жени он ушел через несколько минут. Ночь. В отсеках только вахтенные, и потому все вокруг так пустынно. Кажется, корабль сам идет под водой. Такое космическое чудище. Он шел и шел по бесконечным проходам, перебирался через переборки, люки – его будто несло потоком, совсем как клетку крови внутри организма, и отсеки то увеличивались до небес, то стремительно сжимались. Фу! Надо прийти в себя. Вот сейчас вроде получше.

      Мир вокруг точно обрел дополнительный, неведомый ранее объем, стал многослойным.

      Многослойный мир. Вот оно: мир стал большим. Тут много реальностей. И все они живут рядом. Просто они не сталкиваются. Вернее, они сталкиваются, но не для всех.

      Он зачем-то пошел не в нос корабля, где была его каюта, а в корму. Он открыл дверь в шестой отсек. Как только он отрыл переборочную дверь и боком нырнул в шестой, он тут же застыл на небольшой площадке рядом с дверью. Дальше отсека не было. Был огромный огненный мир. Он стоял над ним на высокой площадке, а внизу – метров пятьсот, не меньше, и вперед, на сколько хватает глаз, простиралась долина, охваченная потоками лавы. Горело все: и земля и воздух. Где-то там, внизу, угадывалась шевелящаяся масса. Это были люди. Они копошились в лаве, вскидывали руки, извивались и почему-то не сгорали. А над всем этим миром летали огромные хвостатые твари. И все это покрывал гул. Это был гул топки.

      Он медленно отступил обратно в пятый отсек, закрыл дверь, постоял, а потом опять ее открыл – за дверью был шестой отсек. Все исчезло – огненный мир исчез.

      Сердце уже не колотилось как бешеное. Оно просто учащенно билось – он начал ко всему привыкать.

      Ну? И что теперь? Опять идти к Жене?

      Он пошел к штурманенку. Штурманенок – младший штурман, или командир группы, Сашка Тушин – был другом. Сашка – жизнелюб и балаболка. Он его заболтает. Ему надо сейчас, чтобы кто-нибудь его заболтал. Каюта штурманов помещалась в том же втором отсеке, что и его каюта, и Сашка должен был быть на месте – он недавно сменился с вахты и, конечно же, еще не спит, лежит и читает книжку.

      – Привет! – обрадовал он приходу Димы. – Что там с тобой стряслось?

      – Ничего не стряслось. А что?

      – А доктор прискакал в центральный пост как ужаленный и попросил тебя с вахты подменить.

      – Доктор?

      – Ну