Два сталкера. Черный судья. Андрей Левицкий

он и про Машу вспомнит. Или не вспомнит? Все равно другого выхода нет.

      Лифт тренькнул и распахнул створки, приглашая на площадку с новенькой плиткой и пальмами в горшках.

      Маша открыла сразу же. В честь прихода бывшего она накрасилась и надела лучшие свои вещи – надо же показать, от какого добра он отказался.

      – Привет, – сказал Лексус с порога. – Извини, что без цветов.

      Она презрительно скривила красные губы:

      – От тебя дождешься. Входи. Н-да, судя по всему, дела у тебя не очень.

      Маша закрыла за Лексусом дверь и прошла в кухню, виляя огромной задницей. Когда только познакомились, Лексусу нравилась ее задница – упругая, выдающаяся, но со временем она превратилась в бочку, а ноги – в колонны, жир на боках повис складками, и Маша сделалась не Мари, как она сама себя называла, а Махой. Жутко ленивая, она занималась только своими ногтями и волосами, которые теперь были не соломенными, а огненно-рыжими, но все равно напоминали паклю.

      Отодвинув недопитый бокал красного вина, Лексус уселся на стул напротив барной стойки, оценил содержимое бара и подумал, что оставленных денег недостаточно для такого ремонта, видимо, Маша потихоньку таскала у него деньги и откладывала – такой ремонт дорогого стоит.

      – Нравится? – самодовольно улыбнулась она.

      Язвить было не время, и Лексус вместо «насосала», сказал:

      – Круто.

      Маша села рядом вполоборота, подперла голову рукой, допила вино.

      – Разве тебе можно спиртное? – вспомнил Лексус о ее беременности.

      Бывшая скривилась.

      – Уже можно. Не пялься так! Не все же тебе меня сказками кормить. Лучше рассказывай, что стряслось, подумаем, как тебе помочь.

      Правду выкладывать Лексус не собирался, он лгал и импровизировал на ходу:

      – Подставили меня, Маша. Бандюки все отжали, отсидеться бы.

      Бывшая вскинула нарисованную бровь:

      – А полиция?

      Лексус махнул рукой:

      – Ты Касьяна помнишь?

      – Ну?

      – Ну и какие тут менты? После этим займусь, пока выжить бы.

      – А я говорила! Собираешь вокруг себя всякую шушеру, а потом от собственной доброты страдаешь.

      Лексус грустно улыбнулся. Потому что одна такая крупная шушера-разоритель и к тому же манипулятор сидела напротив.

      – Мне нужна квартира, – начал Лексус, но Маша его перебила:

      – Здесь не оставлю. У меня личная жизнь, да и опасно.

      Лексус представил, каких альфонсов она таскает к себе домой, и его чуть не перекосило. Интересно, как она будет содержать всю эту красоту, когда деньги закончатся? Работать-то то она не приучена, а содержать ее вряд ли кто-то будет.

      – Я и не прошу о таком, понимаю. Сними мне где-нибудь на окраине однушку, чтоб без камер и консьержей.

      В обычно алчных Машиных глазах Лексус прочел небывалое – сочувствие.

      – А сам чего не? Неужели без документов?

      Лексус развел руками.

      – Надеюсь, тебе не надо объяснять,