Питерская Зона. Темный адреналин. Дмитрий Манасыпов

заглянуть на дикий рев с рыком у пятачка за Московской Рогаткой. Но зубы делать пришлось конкретно.

      – Чему улыбаемся? – поинтересовался Урфин.

      – Мы ни хрена не в настроении?

      Урфин не ответил, мусоля кончик сигары.

      – Да и фенхель с тобой. Это…

      – Какой, к чертовой матери, фенхель?

      Баркас хмыкнул.

      – Вон видишь банку с портретами дохлых американских президентов?

      Урфин покосился на стеклянную емкость, наполовину засыпанную всегда конвертируемой валютой. Хотя в ней явно попадались и золотые червонцы, становящиеся все востребованнее. Почему до сих пор никто не стырил банку со стойки? Потому что Сдобный. И Барин, обычно сидящий рядом. Сейчас его не было. И никого из ветеранов Сдобного тоже. Странно.

      – И что?

      – По пьянке, неделю назад, все уговорились не материться. Мол, не по-мужски. Ругнулся матом, так плати штраф. Пять долларов.

      – Офигеть. Я тоже уговорился? Не помню такого. Так фенхель при чем?

      Баркас почесал начавшую обрастать белым пушком голову.

      – Ну… не знаю, чем хрен заменить. Фенхель вроде тоже растение. И звучит смешно. Не?

      Урфин цыкнул. И не ответил.

      – Ладно. Чего лыбишься?

      – Это, братишка, дело есть…

      – …сварился, будем есть?

      Баркас вздохнул. Животрепещуще так, с натугой, явно показывающей всю глубину его заботы о странной депрессии боевого товарища.

      – Совсем скучно?

      Урфин снова не ответил. Попыхтел томно дымящей «кубинкой» и посмотрел на семейку Уизли. Ну да, все как полагается. Дикой таки окучивал Шефа и Бульбу.

      – Это кто? Туристы? Дети?

      Баркас пнул его под столом. Прямо в голень, болюче и обидно. В другое время Урфин с удовольствием начистил бы ему довольную рожу. Но сегодня даже не тянуло.

      – Да ладно, фигли из-за них переживать? – Баркас пожал плечами. – Личное дело каждого.

      – Как умирать?

      – Как сходить с ума. Хочется им туда – пусть идут. Дело, братишка.

      – Ну?

      Баркас оглянулся и наклонился ближе.

      – Сдобный продает «Солянку».

      Урфин захватил зубами отросший ус и пожевал. Мир явно катился куда-то под обочину и менялся слишком стремительно. Так, что не догонишь. С чего вдруг продавать?

      Да-да, с чего? Урфин не обманывал сам себя. И Сдобный тоже никогда в таком замечен не был. Они все здесь вовсе не из-за больших денег. Каждый из постоянно околачивающихся вокруг «Солянки» так-то маньяк. Упоротый, больной на всю голову маньяк. Совершенно не умеющий жить вне скольких-то там десятков, если не доброй сотни, квадратных километров, называющихся Зоной.

      И вся «служба спасения» от Сдобного и К^о выстроена только на возможности отправиться за Периметр. Ну, это же честная точка зрения. Не надо врать себе. И Сдобный все продает. Раз продает, то уезжает. Раз уезжает, то точно не на острова Фиджи или к морю Лаптевых, коротать там век, посвистывая песенки и наслаждаясь