выпить, а то так можно и с ума сойти. Мы с тобой, кстати, так ни разу и не выпивали». – «Да нет, – грустно отвечал Джайвз. – Это все паллиативы, надо просто покончить с собой, но так, чтобы случайно при этом остаться живым». – «Как же можно сделать так? – спросил, усмехаясь, я. – Ведь это вещи взаимоисключающие». – «Да, – сказал Джайвз. – В этом вся трудность, и именно поэтому нам надо попытаться сделать это вместе». – «Что?!» – вскричал я. «Ничего», – спокойно ответил Джайвз и положил трубку. В ту ночь я действительно не мог заснуть. Лишь только мое сознание соскальзывало в область сна, как сразу появлялся маленький Джайвз, он улыбался как-то смущенно, выглядел очень доброжелательно, почти задушевно, как одна старая, со школьной еще скамьи, моя приятельница. Мы гуляли в парке с широкими оврагами, заросшими тонким ольшаником, листья уже облетели, было сыро и как-то безнадежно вокруг, хотя и тепло. Случайный, быть может, последний день поздней осени. Мы вышли на небольшую поляну, где стояла странного вида тележка, колеса которой возвышались над ее дощатыми бортами, и именно это почему-то начинало внушать мне ужас, эти колеса, эти лохматые колкие щели между неструганными досками. «Садись», – дружелюбно кивал Джайвз. «Нет-нет!» – отшатывался я. Подходил еще какой-то желтый человек, вдвоем они цепко брали меня под локти и приподнимали слегка над землей, пытаясь уложить в эту странную тележку, на дне которой уже лежали веревка и заступ. «Не бойся, – говорил мне с улыбкой Джайвз. – Почти все в конце испытывают оргазм. В этом и состоит чудо жизни». Я вскрикивал, пытаясь вырваться из этого чудовищного сна, который накрывал меня, словно целлофановый чехол, я отбрасывал его прочь, и, полураскрытый, он удивленно оседал за край дивана, напоминая мне теперь почему-то разбитое стеклянное облако, как будто мне когда-либо случалось видеть такое. С надеждой взглядывал я в окно, но ночь оставалась все так же безразлично черна и утро все не наступало.