Золушки для холостяков. Маша Царева

собака на сене, нагло держит его при себе.

      – Помощь нужна. – Я ввалилась в прихожую, со стуком скинула любимые свои замшевые сапоги, швырнула куртку прямо на пол и устремилась в комнату.

      Геннадий еле за мною поспевал.

      Тому, кто говорит, что мужчины – большие неряхи, чем женщины, не верьте. В качестве основного аргумента могу сводить вас на экскурсию в две типовые московские квартирки – свою и Генкину.

      В моей царит полный бедлам – пыль на всех возможных поверхностях, разбросанные повсюду вещи, пятна от кофе на столе, труп кактуса на подоконнике, в треснувшем горшке. В квартире своей я живу уже почти два с половиной года и за это время, каюсь, ни разу не удосужилась помыть окна.

      Иное дело – холостяцкая, казалось бы, берложка Геннадия. Вообще-то это помещение больше смахивает на жилище сентиментальной пенсионерки – линолеум всегда влажно блестит, занавески свежевыстираны, нигде ни пылиночки, повсюду расставлены трогательные сувениры, которые Генка привозит из загранкомандировок.

      – Что-то случилось? – заволновался он. – Будешь блины?

      – На оба вопроса – «да»! – Я плюхнулась в кресло и поджала под себя ноги. – А с чем блинчики?

      – Есть с абрикосовым вареньем, а есть с курицей и луком, – машинально ответил он.

      Совсем забыла упомянуть, что, помимо всего прочего, Геннадий еще и знатный кулинар.

      – Погоди, а что произошло-то? На тебе лица нет!

      – Ничего особенного, – скорбно заметила я, – просто я урод.

      – Ты – кто? – недоверчиво хохотнул Генка.

      – Урод, – повторила я погромче. – Я только что это поняла. Таким, как я, надо ходить в парандже и отовариваться в ночных супермаркетах, чтобы не шокировать граждан своим внешним видом.

      – А кто тебе это сказал, если не секрет? – поинтересовался Геннадий, усаживаясь на корточки передо мною и заглядывая мне в глаза.

      – Зеркало, – развела руками я. – У меня есть одна подружка, которая сделала несколько пластических операций. Хочу ей вечерком позвонить. Пусть и мне телефончик своего доктора даст.

      Генка изменился в лице:

      – Ты что, совсем сдурела, что ли?! Какая пластическая операция! Не разрешаю, не дам!

      «А кто тебя будет спрашивать в случае чего?» – подумала я, но, чтобы не обижать главного своего утешителя, озвучивать свою мысль не стала.

      – Ты же у меня красавица!

      Я откинулась на спинку кресла, расслабилась и приготовилась слушать. Я знала, что именно Генка будет говорить, и от этой приятной предсказуемости на душе становилось тепло, как будто бы я только что от души поела бабушкиных пирожков. Он утешал меня с таким озабоченным лицом, будто бы мы находились на пороге операционной и оплаченный уже хирург нетерпеливо постукивал указательным пальчиком по часам, собираясь сделать из моей никчемной физиономии точеное личико Вивьен Ли.

      А Генка все говорил и говорил. Говорил, что я самая красивая женщина, которую ему доводилось встречать. Что когда он меня впервые