Лунные драконы. Татьяна Корсакова

Или вот от луны кусочек… не видно ж на небе ни единой звездочки, черным все черно – только луна, Ясенькина любимица…

      Горазд все с духом собирался, когда дубовый, крепко-накрепко железными ободами скрепленный чан раскололся, точно лесной орех, распался на две половинки. Вода выплеснулась на землю, и туда же, под ноги Горазду, выкатилось небесное диво. Тут уж он не забоялся, как только диво увидал, про все свои думы тяжкие враз позабыл.

      Как есть лунный обломок! Небольшой, с голубиное яйцо, еще горячий, серый с синими всполохами внутри – не то камень небывалый, не то металл невиданный, так сразу и не разберешь. Пригожий. Ух, какой пригожий! Аж глазам больно смотреть на такое-то диво. И руки дрожат чисто от лихоманки, того и гляди – упадет кусочек луны на землю, затеряется в высокой траве. Ищи потом…

      Диво Горазд за пазуху спрятал, для надежности. Животу сразу стало горячо и щекотно, и спать захотелось так, что аж невмоготу…

      …Сон ему пригрезился небывалый: яркий, как весеннее утро, звонкий, как Ясеньки голосок. Драконов, тварей огнедышащих и крылатых, коих Горазд на иноземных картинках видывал, да коими ханские доспехи украшал, было двое. Один поболее: грозный, с хвостом змеиным да башкой шипастою. Второй поменее: ласковый, с чешуей блестящей, как у карпов в княжьем пруду, с крылами, покойно сложенными, и очами закрытыми. И держали те драконы в лапах то, что Горазд давеча за пазухой спрятал, – кусочек луны. Один оберегал, другой убаюкивал, нашептывал что-то тихое, человечьему уху непонятное. Да только вот Горазд все равно понял: и про драконов, и про жизнь свою, и про то, как Ясеньку уберечь…

      Для лунных драконов, Ясенькиных заступников, Горазд выбрал серебро. Работал денно и нощно, из кузни выходил, только чтобы воздуху свежего глотнуть, спать вообще перестал, все прислушивался, что ему нарождающиеся драконы нашептывают. Делал все так, как во сне увидал, да как камень велел, и драконы мало-помалу оживали, набирались силы.

      Когда Горазд браслет выковал да лунный камень драконам в лапы вложил, Ясенька уже, почитай, и не живая была. Малуша сказывала, что княжна более не плачет и очей не открывает. Скоро, видать, преставится…

      Ночь выдалась злою: с ветром и зарницами на все небо. Да только Горазду не до зарниц было. Не опоздать бы…

      Ясенька не спала. Сбрехала Малуша, что княжна ничего не видит, не слышит. Смотрела Ясенька прямо Горазду в душу, улыбалася ласково, молвить что-то силилась.

      …Драконы обняли тонкую Ясенькину ручку, замурлыкали, а камень засветился весь, пошел синими сполохами. От сполохов тех в горнице светло стало, как днем, а у Горазда из глаз слезы покатились. Ничего в его жизни краше этого браслета не было, никого дороже умирающей княжны. Упал он на колени, прижался челом к холодной Ясенькиной руке, сам сделался точно неживой. А может, и вправду неживой. Рвалась душенька вон из тела, перетекало что-то неведомое от кузнеца к княжне, холодило утробу. А ручка Ясенькина все теплее делалась…

      …Ну и пусть в горнице Ясенькиной он более не один!