Белеет парус одинокий. Валентин Катаев

и, к ужасу Пети, полез под скамейку, прямо туда, где были спрятаны коллекции.

      Мальчик с отчаянием посмотрел на отца, но тот сидел совершенно неподвижно, с бесстрастным лицом, немного бледный, решительно выставив вперед бородку. Сцепив на животе руки, он крутил большими пальцами – один вокруг другого.

      Весь его вид говорил: ничего не произошло, ни о чем не надо расспрашивать, а надо сидеть на своем месте как ни в чем не бывало и ехать.

      Не только Петя, но даже и маленький Павлик поняли отца сразу.

      Ничего не замечать! При создавшемся положении это было самое простое и самое лучшее.

      Что касается кучера, то о нем нечего было и говорить. Он знай себе нахлестывал лошадей, даже не оборачиваясь назад.

      Словом, это был какой-то весьма странный, но единодушный заговор молчания.

      Разъезд поравнялся с дилижансом.

      Несколько солдатских лиц заглянуло в окна. Но матрос уже лежал глубоко под скамейкой. Его совершенно не было видно.

      По-видимому, солдаты не нашли ничего подозрительного в этом мирном дилижансе с детьми и баклажанами. Не останавливаясь, они проехали мимо.

      По крайней мере полчаса продолжалось общее молчание. Матрос неподвижно лежал под скамейкой. Вокруг все было спокойно.

      Наконец впереди, в жидкой зелени акаций, показалась вереница крайних домиков города.

      Тогда отец первый нарушил молчание. Равнодушно глядя в окно, он сказал как бы про себя, но вместе с тем и рассчитанно громко:

      – Ого! Кажется, мы подъезжаем. Уже виднеется Аккерман. Какая ужасная жара! На дороге ни души.

      Петя сразу разгадал хитрость отца.

      – Подъезжаем! Подъезжаем! – закричал он.

      Он схватил Павлика за плечи и стал толкать его в окно, фальшиво-возбужденно крича:

      – Смотри, Павлик, смотри, какая красивая птичка летит!

      – Где летит птичка? – спросил Павлик с любопытством, высовывая язык.

      – Ах, господи, какой ты глупый! Вот же она, вот.

      – Я не вижу.

      – Значит, ты слепой.

      В это время позади раздался шорох, и сейчас же хлопнула дверь. Петя быстро обернулся. Но все вокруг было как прежде. Только уже не торчал из-под скамейки сапог.

      Петя в тревоге заглянул под скамейку: целы ли коллекции?

      Коробки были целы. Всё в порядке.

      А Павлик продолжал суетиться у окна, стараясь увидеть птичку.

      – Где же птичка?.. – хныкал он, кривя ротик. – Покажите птичку… Пе-е-етька, где пти-и-ичка?..

      – Не ной! – наставительно сказал Петя. – Нет птички. Улетела. Пристал!

      Павлик тяжело вздохнул и, поняв, что его грубо обманули, принялся с изумлением заглядывать под скамейку. Там никого не было.

      – Папа, – наконец произнес он дрожащим голосом, – а где же дядя? Куда он девался?

      – Не болтай! – строго заметил отец.

      И Павлик горестно замолчал, ломая голову над таинственным исчезновением птички и не менее таинственным исчезновением дяди.

      Колеса застучали по мостовой.

      Дилижанс