В координатах мифа. Антология

мне и тебе, и чего она

      хочет, не знает, наверно, сама, но при ясной погоде

      скрипит в том дому колыбель, видно, ждет ее дочку,

      пока не настала зима на доверчивых далях скалистого

      Севера.

      О зависти. Еще

      На завистливых далях песчаного Юга ветров, где

      самумы с мистралем сплетаются, падая в штиль,

      там, где ждали и звали того, что зовется добром, и

      смеялись над страхом, стремясь к окончанью пути,

      мы оставили радость открытого настежь окна, на

      котором листает дневник непутевый апрель. Там

      распахнутым взглядом следила за нами весна, и

      любовь не святая легла простыней в акварель и

      размазала слезы, глаза во все щеки открыв, потому

      что испорчено краской прекрасное в них… Мы

      оставили звездный азарт до начала игры, написав

      неразборчиво кучу наивной фигни.

      На завистливых далях, где дети помашут нам вслед,

      будут счастливы внуки, но мы не узнаем о том, как

      давили педали они и на велике лет с ветром мчались

      к науке, что в мире несчастлив никто.

      Кроме них.

      Аум

      На поющем Востоке далекой и близкой души пребываем мы

      вечно и вечно тоскуем о нем. Он Бангкоком и Токио нас и

      смешит, и страшит, и дорогами млечными манит, когда мы уснем.

      На поющем Востоке из чаш вырастают цветы, и на сакуре

      дивное диво поет по весне, и из древних истоков течет по

      предгорьям крутым Беловодье бурливое к солнцу до крови

      краснеть;

      и мечты зарождаются там, и возможен полет, и не хочется

      думать о том, чего может не быть и не может не быть…

      А хрустальный нетронутый лед так похож на звезду

      опрокинутой ступы Судьбы. Мы толчем и толкуем, но толку

      пока не видать, эта скучная сказка без смысла, как день без

      конца. Словно дуло к виску, в рюмку бросившись кубиком

      льда, приставляем мы маску, скрывая личину лица.

      На высоком Востоке души, где вибрации мантр резонируют

      с сердцем, живет и всевластвует Бог. Нервом, ниточкой

      тонкой пришит Он к карману ума и за тридцать сестерциев

      в церкви торгует собой.

      …потому что так легче серьезному Западу рук.

      …потому что так проще жить в зависти Югу ветров.

      …потому что так лечит доверчивый Север хандру.

      Бог Адамову рощу срубил им под кров и для дров.

      …чтобы стало теплее душе.

      Потому-то

      На пуховой на постели облаков

      в полудреме пьют парное молоко

      из разлившегося Млечного Пути

      двое странников, которых Бог простил.

      Ножки свесив, улыбаются-молчат,

      греют крылья в ярких солнечных лучах.

      То ли облачность пернатая легла,

      то ли радость их с печалью пополам,

      но куда по облакам они пойдут,

      взявшись за руки у мира на виду,

      непонятно им самим, а в облаках

      им друг с другом