Русский акцент. С. Н. Ходоров

По братским могилам погибших в неравном бою,

      На свете одна существует такая дорога,

      И всё-таки каждый туда выбирает свою.

(Александр Городницкий)

      Ах, как бы нам за наши штуки

      Платить по счёту не пришлось.

      Еврей! Как много в этом звуке

      Для сердца русского слилось!

(Игорь Губерман)

      Согнувшись в виде запятой,

      Гонимые судьбой треклятой,

      Мы все ходили под пятой

      И под графой ходили пятой.

      Покинув тело, гордо рея,

      Возносится душа еврея.

      Не грех счастливой быть и гордой,

      Навек простясь с жидовской мордой.

(Юрий Солодкин)

      Глава 1. Поехали!!!

      Борис стоял у раскрытого окна и нервно курил. Сквозь сизые кольца сигаретного дыма, рассекающие розоватые блики восходящего солнца, он задумчиво глядел на пепельный фрагмент пустыни Негев. Каменистые холмики пустыни виднелись не где-то за дальним горизонтом, а начинались прямо у четырёхэтажного дома, стоящего на южной окраине Беер-Шевы. В полусотне метров от подъезда горделиво высился облезший верблюд, привязанный к пальме длинной верёвкой. Весь этот тускло-серый ландшафт резко контрастировал с ракурсом, открывающимся из окна огромной трёхкомнатной московской квартиры Бориса. Он родился и вырос в одном из старинных зданий на Арбате, чуть позже воспетым Булатом Окуджавой. Собственно там он и прожил 42 года, вероятно, большую и, наверняка, лучшую часть своей жизни. Ещё неделю назад он, как и сегодня, стоял у окна и курил свои любимые московские сигареты «Ява» за 40 копеек пачка. Только тогда из окна, в противовес сегодняшнему, открывалась не столь величавая, как пишут в туристских путеводителях, сколь будничная и ежедневно привычная для Бориса, панорама столичного Кремля и увенчанный православным крестом купол Храма Воскресения Словущего. Узорчатый крест на шпиле церкви прославлял Христа Спасителя. Для обывателя, в отличие от Бориса, древний Кремль являлся неизменным атрибутом гипотетической сердцевины СССР, а религиозная обитель – символом русского православия. Так уж получилось, что сегодня волею судьбы Борис оказался в Израиле, на родине того самого Христа, который символизировал купол старой церкви на Арбате. Символическим являлся также и факт, что Храм Воскресения после войны с французами в 1812 году был дарован Иерусалимскому патриарху, а сама церковь получила название Иерусалимского подворья. Парадокс заключался в том, что буквально через несколько дней Борис побывает на Русском подворье в Иерусалиме. Теперь же предстояло узнать, сможет ли выполнить уже почти не иллюзорный Христос, возложенные на него функции Спасителя, на святой и обетованной земле, на которой Борис, если быть точным, оказался не совсем уж по воле случая или судьбы.

      Говорят, что случайность есть не что иное, как глубоко скрытая закономерность. Похоже, совсем не случайно наступил 1990 год, который, набирая свои лихие обороты, докатился до светлого ландышевого мая. Именно в этот год руководство СССР и КПСС в последний раз приветствовало с трибуны Мавзолея первомайскую демонстрацию. Впервые за многие годы парад неожиданно превратился в митинг протеста, зазвучали антикоммунистические лозунги, появились самодельные плакаты с требованиями отставки советского правительства и Президента СССР М.С.Горбачёва. В этот день светлое майское утро, вопреки заезженному социалистическому шлягеру, «красило стены древнего Кремля» совсем не нежным цветом. В его оттенках чудились суровые тёмные тона необузданной и неизвестно куда ведущей реалии. Объявленная несколько лет назад М.С.Горбачёвым гласность и перестройка с недозволенной скоростью неслись в никем не обозначенный тупик. Борис понуро наблюдал из окна за кумачовой окраской нестройно движущейся демонстрации с надоевшими транспарантными клише: «Солидарность, Мир, Труд, Весна, Май».

      Вообще-то он любил этот светлый майский праздник, с детских лет любил, сидя на крутых отцовских плечах, вслушиваться в торжественные звуки духового оркестра и в слова ликующего народного пения «Кипучая, могучая, никем непобедимая, страна моя, Москва моя, ты самая любимая». Только сегодня на глазах Бориса кипучая, могучая и любимая страна рассыпалась в клочья, которые никто не собирался воссоединять. Именно в эти минуты у него в висках явственно прозвучал какой-то неведомый колокольчик, возвещающий, как в песне Юрия Кукина, вопрос: «Что же, что же не так, не так, что же не удалось?». А в это время захлебнувшийся от майского торжества хмельной и гуляющий народ продолжал привычно напевать, по-прежнему не утруждая себя задуматься над смыслом забытой песни Лебедева-Кумача: «Бьют часы кремлёвской башни, гаснут звёзды, тает тень, до свидания, день вчерашний, здравствуй новый светлый день!». Борис почему-то задумался и, не без основания, решив про себя, что, если вчерашний день не завершился ничем существенным, то и новый день вряд ли сулит в текущий момент какие-то эпохальные изменения к лучшему. Скорее даже совсем наоборот, именно текущий