Верховный маг империи. Диана Удовиченко

варево. От той горечи судорога сводила скулы, закатывались глаза, боль разливалась по всему телу. Потом шаманка зачем-то ощупывала его обездвиженные плечи, скованную волшбой грудь и уходила. Тогда оцепенение отпускало Уран-гхора, и он чувствовал разливающуюся по жилам злую силу. И бросался на прутья клетки, пытаясь сломать их, грыз неподатливое железо, в кровь раздирая рот. Обеими руками брался за ошейник, тащил в разные стороны, дергал тянущуюся от него цепь, снова и снова пробуя разомкнуть звенья. Добраться, добраться до проклятой шаманки, которая снова и снова пытает его болью! Схватить, сдавить хрупкое белое горло, почувствовать, как выходит жизнь из слабого женского тела. Отомстить. Но безжалостная клетка не поддавалась, ошейник был крепок, а цепь нерушима. А потом, когда орк, утомившись от бесплодных метаний, задирал голову и выл, точно тоскующий вулкорк, снова являлась шаманка и швыряла ему свежий, сочащийся кровью кусок сырого мяса:

      – Жри, зверь!

      И он жадно хватал подачку и, задыхаясь от нетерпения, рвал ее зубами, сдавленно рыча. Словно действительно был зверем…

      Потом он впадал в забытье – горячее, тревожное, страшное. И даже в этом полусне-полубреду одержим был одним желанием – убить мучительницу. И росло орочье тело, становясь могучим, и наливались мышцы его небывалой силой. И рождался в этом теле дикий зверь, который хотел убивать. А разум угасал, уступая ему место.

      – Крепись, Уран-гхор, будь сильнее! Борись, прогони из себя зверя! – шептал Сварг-гхор, прижимая лицо к прутьям решетки. – Ты – орк! Орк, а не зверь!

      Но и на него бросался молодой вождь, рычал, брызгая слюной. И на губах его вскипала пена бешенства.

      – Хорошо, зверь! – смеялась рыжая шаманка, глядя, как ее пленник сотрясает клетку. – Хорошо! Скоро ты будешь готов!

      Он забывал. Забывал родную степь, свое племя, отца. Даже Айку. И само имя свое иной раз не мог вспомнить. Печально смотрел на него Сварг-гхор, прощаясь с товарищем.

      Но однажды, глубокой ночью, когда Уран-гхор забылся тяжелым сном, к нему пришло видение. Прикатилось из черной пустоты пылевое облако. И вышел из него старый орк, в руке державший кривой посох. Посмотрел он на молодого вождя, покачал седой головой. И увидел тогда Уран-гхор глаза старика, окруженные глубокими лучами морщин. Выцветшие от времени, мудрые и всезнающие, древние, как земля орочьего гнезда.

      – Изгони зверя, Уран-гхор, – сказал старый орк, – изгони. Много горя пережить тебе суждено, много боли. Много смертей ты увидишь. Змею ты уже знаешь. Теперь ищи ворона. Ступай за чумой, она поможет…

      Снова прилетело облако степной пыли, подхватило старика и унесло. А Уран-гхор проснулся с бьющимся сердцем и долго лежал, пытаясь вспомнить свою жизнь. И когда появилась рыжая шаманка, влила в его горло варево, он замер, борясь с болью в теле. А когда женщина, ощупав его твердые, как сталь, мышцы, ушла, усилием воли заставил он свой разум действовать, не поддаваться отраве. Еще сильнее стала боль. Не достучавшись до души, ринулась