Черная гвардия Эридана. Виктор Точинов

от Доньки заразилась, не иначе. Эх, Донька, Донька…

      И тут голод, ненадолго отвлекшийся, запустил в нее зубы с удвоенной силой. Юлена поспешила на кухню. Обоняние ее не подвело – мама и в самом деле жарила отбивные из свиноруха – полная сковородка нежного, шипящего, подрумянившегося мяса…

      – Что делать собираешься, Юленька? – осторожно спросила мама несколько позже, когда голод уже успел обратиться в позорное бегсто.

      Юля ответила не сразу – дожевала и проглотила очередную отбивную.

      – В крайком пойду, мама. Портал разбомбили, так и здесь найдется, чем заняться. Не дома же сидеть, когда…

      Она замолчала, не договорив, – очень уж странное выражение появилось на лице у мамы.

      – Нет крайкома, Юлечка…

      – Тоже разбомбили?

      – Собор там теперь… Вчера колокола подвешивали. И сразу же молебен о победе над мятежниками.

      Юля с запозданием сообразила, что она услышала. Вилка выскользнула из разжавшихся пальцев, звякнула об пол. Значит, то был не единичный десант… Вторжение. Оккупация. Как на Марэлене, который имперцы именуют Новым Петербургом.

      – Когда? – спросила Юлена глухо. – Когда они пришли?

      – В тот же день, как вы с Доней уехали. Ближе к вечеру…

      – Бои были?

      – Не знаю… Как воздушную тревогу сыграли, мы с отцом в погреб… Грохотало что-то, взрывалось, но далеко… Наверное, просто шахты взрывали заминированные. Первомайка точно взорвана. И наша Морозовка…

      Отец Юлены работал проходчиком на шахте имени Морозова, и она спросила удивленно:

      – А где же папка? Я думала, он на работе…

      – На работе. Приказ по визору крутят вторые сутки: всем с утра на рабочие места. До́бычу восстановить затевают… Хочешь, включи, послушай, – кивнула мама на плоский экран.

      – Вот еще… А фронт где сейчас?

      – Кто ж нам расскажет… По визору один канал работает, только приказы комендатуры и крутят… Связи нет никакой, даже Марьяше не позвонить, не узнать, как там у них…

      Мама часто по привычке называла свою старшую сестру Марьяшей, и Юля поправила ее столь же привычно и машинально:

      – Не Марьяше, Марлене… А скажи, кто…

      – Нет, Юленька, – перебила мама с неожиданной твердостью. – Марьяше. Не Марлене. И ты теперь Юлия.

      – Мама…

      – Да. Запретили новые имена, как скрытую форму агитации.

      Юля вдруг засмеялась. Мама посмотрела удивленно – очень уж злым, неприятным был тот смех.

      – Пусть тогда и небо наше попробуют перекрасить! – объяснила Юлена, не желающая быть Юлией. – Красное ведь, революционное! Ой, а что это…

      Она вдруг поняла, что уже какое-то время слышит некий звук, доносящийся снаружи, с улицы. Ухо уже привыкло к отсутствию привычного рабочего шума с шахт, с обогатительного комбината. Но этот звук ничем не напоминал те, прежние…

      – Колокола звонят на соборе, – объяснила мама.

      – На крайкоме, – поправила Юля твердо. – Пускай звонят. Придет время