Цитадель. Гай Юлий Орловский

завязывает веревку на поясе.

      – В следующий раз, – проговорил он, отдышавшись, – предупреждай. Мы оторвались, но, по-моему, эта тварь не отстанет.

      – Я и предупредила, – бросила серая и сложила руки под грудью, декольте поднялось, как подошедшее тесто. – И это не тварь, а леший. Где, кстати, твой человек с осколком?

      Лотер жадно сглотнул, отводя взгляд от декольте эльфийки, и хрустнул шеей так громко, что из куста рядом выскочила испуганная перепелка.

      – Во-первых, он не мой, – начал он, – хотя если бы осколок…

      Его прервал конский топот. Через мгновение по камням загремели лошадиные копыта, ворг и эльфийка разом обернулись.

      Теонард гордо восседал в седле, арбалет из рук так и не выпустил, хотя стрелы в ложе нет. За спиной качается клетка с одуревшими от странствий птицами. Судя по морде, кобыла тоже не в восторге. Зато у человека лицо такое, словно только что в одиночку поборол лешего.

      Он сделал показательный круг, что очень непросто на таком маленьком участке. Затем остановился прямо на середине каменного пятака и спешился. Пальцы скользнули в нагрудный карман. Несколько секунд он копошился, бормоча что-то под нос, затем плечи расслабились, человек выдохнул.

      – А я уж надеялась… – бросила Каонэль многозначительно.

      Теонард усмехнулся.

      – Надежда мешает жить. Однажды я много раз надеялся, что со мной случится что-то хорошее, оттого и жил впроголодь. Если бы не проклятая надежда, давно бы жил во дворце, с сотней-другой эльфийских невольников… Невольниц! С тремя бы я спал, меняя двух каждую ночь, тех, кто меньше понравился. Еще одна растирала бы мне ступни по ночам, а другая – махала опахалом, отгоняя зной.

      Желтоглазая слушала, оставаясь неподвижной, взгляд скользил по фигуре человека. Из пропасти ударил холодный порыв, вздыбил волосы серой, так что она стала похожа на каргу. Ветер пронесся между деревьями и по верхушкам умчался дальше.

      Теонард продолжал:

      – Еще одна бы постоянно ворчала, а самая юная и прекрасная постоянно бы плакала и стенала, когда я ухожу в далекий поход, да так жалобно, что…

      – Замолкни, – прошипела серая и вытянула покрасневшие уши, сигнал боевой готовности. – Они бы тебя зарезали в первую ночь! Никогда эльфы не будут махать опахалом над тобой!

      Теонард с неохотой замолчал, глаза невидящие, все еще в своем дворце с прекрасными эльфийскими невольницами. Как пьяный, переступал с ноги на ногу, одновременно занимая удобное для стрельбы положение, но эльфийка помнила, что стрела была всего одна. Она медленно положила ладонь на антрацитовую рукоять и сжала пальцы. Повисла пауза.

      – Я же говорил, проклятая надежда только мешает, – сказал наконец Теонард. – Надеешься вот на что-то, а тебя ночью резать собрались.

      – Могу и днем! – выкрикнула эльфийка.

      Теонард торопливо отступил на несколько шагов, арбалет не поможет, в глазах раздумье, явно ищет другие способы. Кто знает, что скрывают его потайные карманы и сумки…

      – Прекратите,