Против лирики. Мария Степанова

й давильне

      Точили по капле,

      Выжимали

      Из немощи верность,

      Нежность из похоти и стыда.

      Как на аркане,

      Нас тащит надежда:

      Только вперед! Только вперед!

      Ясные песни, что там вы вьете,

      Грудь мне тесня?

      Что потонуло, кануло, несть,

      Память просушит,

      Она баловница,

      Вот так диковина,

      Вот так рассказец —

      Старые крепи

      Встали на место,

      В старом конверте

      Новенький мир.

      Да не обманут нас складки скатерти:

      Вот, как ребенок, дичась, от матери,

      Старую пору прячут под стол.

      Выберем время, зажжем светильники,

      Чтобы любовь на свету сияла,

      Тайный жар согрел в темноте,

      Чтобы застали новое новыми,

      Новое – новых нас.

      Как на катке на голые лезвия

      Встали с тобой разойтись и свидеться,

      В сквози и швы, проемы и вырезы

      То провалиться, то помелькать, —

      Пальцем настойчивым, равнодушным,

      И постоянным землебиеньем,

      И неуклонным слабым наклоном

      Тянет и пятит, кренит и клонит

      В новый нас год.

      Женская персона

      (1996)

      Женской слабою персоной

      Пенье соловей пятнает.

      Как хозяйка на подушках

      Озирается и тает,

      Райские края сирени

      Соловей, невольник воли,

      Как чекушку осушает.

      Девку он окаменелу

      От себя в полуаршине

      День на ужас парку держит.

      Опусти ее в батисты,

      Наготу и тьму телесну,

      Не смути ее бесстыдства,

      Разлюби свою любезну.

      Пятку, темечко и локоть,

      Первенцев науки трогать,

      Зренья ветхая столица

      Пусть сморгнет и устыдится.

      Ты зачем простую девку,

      Розоватую Венерку,

      Будто смирную скотину,

      Подставляешь фейерверку?

      Будто за ногу узлами,

      Привязал ее к поляне,

      Нудя женственное горло

      К трели наместо глагола?

      Женской, слабою персоной

      Пенье соловей пятнает!

      Часть первая

      Цыганска, польска я, еврейска, русска —

      Толпой при праздничном столе.

      На шее виснет жалобная буска

      Из горных, горло, хрусталей.

      Негаданые предки развлекаться,

      Как этажи, обрушились на блюдце.

      Вот комарьем вокруг локтей завьются,

      И бабушкам ко мне не протолкаться.

      Я на балконе и рукой, и пяткой

      Расталкиваю мимо пролетучих —

      Пусть не со мной они играют в прятки,

      Не мне поют и не собьются в тучу!

      Нас род ли, кровь не топят, как котят,

      А только тешатся, почем хотят.

      Разденут Любку и ведут на рынок:

      Там муза мускул пробует рукою,

      Оценивает нас – скакать на коей.

      И каждый день рожденья – поединок.

* * *

      Сирень под вечер выбирала

      И мыльным веником несла.

      Лицом к земле она цвела

      И я ее не уважала,

      Таща домой – вниз головою —

      Небезупречное живое.

      Усну ли пьяная в кустах,

      Очнусь глухой и безобразной —

      И прянешь ты лизнуть в уста,

      Как пудель ласковый и грязный.

* * *

      То со страстью дождь, то птица: «Пити!»

      Льнут к ночной рубашке безграничной,

      Не давая мне одной побыти

      Как желток во скорлупе яичной.

      Зря я, что ль, вставала, не будя,

      Ощупью отыскивала пиво

      И белье сушимое брезгливо

      Раздвигала, проходя?

* * *

      Ты пришел, мое занятье,

      С чем-то мелкого цветенья,

      Не цветы и не кустарник

      И недолго проживут.

      Немудреное растенье,

      Мелкий, меткий белый цвет.

      А хотелось мне в