Жребий праведных грешниц. Наследники. Наталья Нестерова

подала голос Марьяна, сидевшая на диване.

      – Я перепутал остров Мадагаскар с островом Маврикием?

      – Нет. То есть я не знаю. Но так нельзя! Дурак, сволочь! Это братское общение?

      – Не принимай во внимание. Он хотел узнать и когда по-настоящему захотел – узнал. Все нормально. Остальное – психология.

      – Ты даже не поздравил брата с поступлением в университет!

      – С этим поздравляют? Последним приполз кто? Черепаха-папа! Учитесь, короеды! Можно сесть папе-черепахе на панцирь, и он отбуксирует вас в джунгли, где растет баобаб. Нет, кажется, баобабы растут в саванне, уточните у дяди Егора. Марьяночка! Мой брат прекрасно знает, что я отдам за него жизнь, а я абсолютно уверен, что он за меня любому врагу перегрызет глотку. Остальное…

      – Психология?

      – Да! Не-е-ет!

      В прошлый приезд Василий опрометчиво объяснил сыновьям, что делают короеды, и теперь они зубами впились в «баобаб».

      Пелагея Ивановна позвонила Марфе Семеновне и сообщила, неразборчиво шепча в трубку:

      – Дома никого, я вам по секрету…

      – Квартету? Не слышу, говорите громче!

      – Егор привел девушку, познакомил. Студентка, вместе с ним учится. Такая… узкоглазенькая.

      – Татарва? – расстроилась Марфа.

      – Казашка.

      – Час от часу не легче!

      Камышин, а вслед за ним и дети нередко потешались над великорусским шовинизмом Марфы. Заочно она настороженно относилась к людям других национальностей. Но стоило ей познакомиться с армянином или узбеком, и если тот вел себя вежливо и порядочно, начинала выказывать ему особое расположение, граничащее с жалостью. Им-де, бедненьким, не повезло родиться русскими.

      – В твоей жалости, – говорил Митяй, – есть изрядная доля барства.

      – В барах никогда не бывала, а жалость еще никому не навредила.

      – Мама! – драматически вскидывал руки Степка. – По Конституции все национальности равны! У нас дружба народов.

      – Ни одного человека не видела, кто б Конституцию читал. Дружба – это хорошо и правильно. Надо жить в согласии. Но они, инородцы, нас-то за своих до конца не принимают! Миша-дворник, Муса по-ихнему, своих пятерых дочерей за кого выдал? За татар! Одна девочка, вторая с конца, убежала с русским парнем. Вернули, вынудили за пропащего татарина выйти, потому-де, что порченая. Муж, изверг, ей все зубы выбил! А русский, может быть, пылинки с нее бы сдувал. Или взять Ашота, армянина, мясника на рынке… Да что там говорить! Вот у нас на Морском (Марфа поддерживала отношения с бывшими соседками) из третьего корпуса парень женился на тунгуске… или чукче? Не важно, откуда-то с Севера. Приехала ее родня на свадьбу. Батюшки-светы! Подарки – связки шкурок чернобурой лисы, да песца, да икры ведро. А в туалет не ходят! К унитазу не приучены. Во двор ходят. Пришлось для них за котельной угол досками отгораживать.

      Марфа совершенно забыла, как сама, переехав в Омск из деревни, пугалась унитаза, как боялась опуститься на него и Нюраня.

      – Ты