Дети немилости. Ольга Онойко

к набережной, сели в беседке, полускрытой плетями роз. Я сложил на скамье маску и плащ. Сквозь листву темнела сырая стена храма. Напротив входа в беседку торговец картинами готовил лавку к открытию: с грохотом снял он щит, закрывавший стекло витрины, стал выставлять на стеллаже дешевенькие ремесленные работы – котята и птицы, закаты в ущельях, морские просторы в лунном сиянии. Алива разглядывала картины так, будто не видела творений прекрасней, а я, растравляя душу, отыскивал знакомые выражения на странно переменившемся ее лице. Алива надела очки и порой, в лучах солнца, глядя мимо меня, казалась всего лишь сильно загоревшей после поездки на юг. Потом тень падала иначе, и это была уже не моя Лива...

      Розы цвели. Храмовый шпиль, венчанный звездой, возносился к небу.

      Торговец заметил нас, и вскоре ко входу в беседку подошел мальчик, предложивший напитки для господина и госпожи. «Вы очень красивая, госпожа, – сказал он искренне, – наверно, живая еще красивее были!» Я подавился собственным дыханием, а Алива ласково улыбнулась и попросила что-нибудь сладкое. Обмен веществ у поднятых заменяется обменом энергий, физиология – магией; если маг был хороший, то можно иногда немного есть и пить. Только чтобы почувствовать вкус. «Да, – отдавая плату, безмолвно согласился я с маленьким разносчиком. – Еще красивее». Алива разглядывала крошечный бумажный рожок, а я все собирался с духом.

      – Не надо так смотреть, Мори, – наконец сказала она. – Такова судьба...

      – Слишком рано, – вырвалось у меня. – Нечестно!

      Алива низко опустила голову.

      – Не надо, – попросила она. – Если я буду про это думать, то буду несчастной.

      – Прости.

      Молчание повисело и растаяло, как облачко.

      – Мне самой у многих следует просить прощения, – проговорила она. – Прости, что встретил меня, Мори.

      – Я рад, что встретил тебя. Лива, я хотел приехать в Мерену сразу, как только получил известие. Но Аргитаи сказал, что ты не хочешь никого видеть...

      – Не совсем так, – глуховато ответила она. – Я не хотела, чтобы кто-нибудь видел меня.

      – Я написал тебе письмо.

      – Должно быть, к тому времени я уже ушла из Мерены. Но я догадываюсь, о чем ты писал. – Знакомые проницательные глаза взглянули на меня сквозь полупрозрачные стекла. Ветер трепал потускневшие темные волосы, непослушные, как всегда. Пальцы, ставшие еще тоньше, сжимали бумажный бокальчик. – Это был несчастный случай, Мори.

      – Лива, – сказал я. – Пожалуйста, Лива, не лги. Ты не умеешь, а мне больно. Зло должно быть наказано, я не потерплю зла. Ты их простила. Я не прощу.

      Она приложила к губам край рожка, чуть-чуть отпила.

      – Я говорю правду, – мягко ответила она. – Замок в Мерене старый, ему много сотен лет. По стене пошла трещина. Я вышла на балкон, и балкон обрушился. Может быть, кто-то виноват, что не уследил за этим, но не стоит его карать.

      – Ты знаешь, что случилось во время Весенних торжеств, Лива, и я тебе не верю.

      – Это был несчастный случай, – упрямо повторила она. – Мори, не надо на меня сердиться. Мне будет грустно потом.

      У