Эта сладкая голая сволочь. Тамара Кандала

разное выражение лиц». Я вгляделся. И удивился – поэтесса была права. «Как ты думаешь, можно в последние минуты жизни повлиять на посмертное выражение лица?» – спросила она чисто по-женски. «Думаю, да, – ответил я, поразмыслив. – Например, если оскалиться при последнем вздохе, или вздернуть надбровные дуги в удивлении от встречи с вечностью». Девица принялась примерять всевозможные выражения на свое кукольное личико, чем вызвала у меня истерический приступ смеха, неадекватный месту.

      – Посмотри на этот милый скелетик, – продолжала хорошенькая насмешница – репрессированный половой эксцентрик, – с такой-то формой таза!

      Не хочу выглядеть нетерпимым. Наоборот, я весьма снисходителен – всем даю поблажки и в первую очередь самому себе. Но я не могу поступиться эстетическими принципами. Намеренно задираю планку на почти недосягаемую высоту. Делаю это для того, чтобы мне самому не пришло в голову, будто я достиг верха. Как бы там ни было, от пошлости и безвкусицы это ограждает. К тому же я совершенно не выношу некрасивость. Уточняю – не уродство (оно бывает притягательным, особенно для писателя. Да, да, помню, литератора!), а именно некрасивость от распущенности – толстые тела, гнилые зубы, безвкусица в одежде, дурные манеры.

      С юности вид грязного воротничка, обкусанные ногти, какой-нибудь «пинжак» или «я – с Ленинграда» отбивали у меня охоту ухаживать. От неумения спутниц вести себя за столом мне становилось физически плохо. Я не терпел даже высасывающий звук с целью освобождения застрявшего в зубах кусочка. Помню, как я, к ужасу гостеприимной мамы, не приглашал знакомых к столу, предпочитая голодать самому, только бы не рисковать. И теперь я зову девушку в ресторан, будто на экзамен, – эстетствующий буржуа, enculeur de mouches, говорят о таких французы (выражение, переводимое примерно как любитель мушиных задниц и означающее маниакальное пристрастие к деталям).

      – С розами – в катакомбы? – только и сказала Нина. Предложение прогуляться под землю ее нимало не удивило.

      Решили оставить цветы в кабинете. Коллега-сменщик Нины, рыжий месье Перрен, бледнокожий, весь в веснушках, явный сексуальный левша, ничего не имел против, заметив, что и сам не прочь получать такие розы в качестве «признательности за свою деятельность». Неугомонное воображение тут же нарисовало двусмысленную картинку. Кстати, мне абсолютно все равно, какие у человека интимные предпочтения и какой стороной кверху он предпочитает находиться в постели.

      Нам повезло, мы почти сразу поймали такси и поехали на Данфер-Рошро, к месту начала экскурсии.

      Что касается меня, то из всех многочисленных посещений этого места мне больше всего запомнилось первое. Именно тогда в одном из неглавных залов, стены которого сверху донизу представляли собой мозаику из черепов всех размеров, включая детские, скелетов и отдельно взятых тазобедренных костей, я увидел в углу женскую туфельку. Одну. Туфелька была изящной и на вид дорогой. Как она могла там оказаться?! Если бы речь шла о другой части туалета, бюстгальтере